20 августа – День памяти народного артиста СССР Льва Дурова: пять лет, как нет с нами

 Появление лауреата премий «Хрустальная Турандот», «Пегас» и Московского кинофестиваля на публике неизменно вызывало улыбку и гром аплодисментов. Зрители ждали, что этот весёлый человек, снявшийся более чем в двухстах фильмах и не утерявший способности озоровать, – почитайте его «Грешные записки», «Байки из Закулисья» и «Байки на бис» – непременно даст им заряд бодрости.

В марте 2011-го мне довелось побывать на творческом вечере «Байки Дурова» на XVII кинофестивале «Литература и кино» в Гатчине, и я спросила актера, при каких обстоятельствах рождаются его книги.

Записки и байки

— Кино — дело лотерейное, – сказал Лев Константинович, – кого только не пришлось сыграть за свою жизнь. Снимался в фильмах по произведениям Пушкина, Толстого, Достоевского, Чехова, Дюма, самых разных персонажей переиграл! И самих классиков доводилось играть. А с некоторых пор обо мне пошла слава, что я замечательно рассказываю о пережитом. И стали напирать – напиши да напиши. Между прочим, Гафт все свои эпиграммы проверял на мне. И я ему говорил: «Валя! Эпиграмма, как и шарж, чем злее, тем лучше». И когда я книжку написал, он про меня сочинил: «Артист, рассказчик, режиссёр, –\Как в нём талант неровно дышит.\Он стал писать с недавних пор,\Наврёт, поверит и – запишет».

А истории бывают в самом деле неправдоподобные. И, что вы думаете, стал записывать – стали разворовывать! Кое-что даже Задорнов использовал… Порой смотришь документальные кадры, где появляются Евгений Евстигнеев, Евгений Леонов, Юрий Никулин, и — так грустно становится… Хотя дружить с ними было трудно. Например, с Юрой Никулиным. Однажды в апреле меня пригласили в администрацию президента. Сказали – за наградой. По этому случаю я вымыл шею, напялил костюм, галстук, пришёл – жду. Час проходит. Меня уже спрашивают – мол, кого ожидаете, Дуров? Объясняю. Мне говорят, что сегодня не наградной день. И наградные листы смотрят, на полгода вперёд пролистали – нигде моей фамилии нет. Распрощался. Спускаюсь по лестнице. Смотрю – стоит Никулин, облокотившись на машину… Я его чуть не убил.

«Как я оказался «толстее» самого Толстого»

А однажды раздался звонок: «Говорят из «Совинфильма». С Вами хочет познакомиться Питер Устинов». Я решил, что меня разыгрывает Ширвиндт или Никулин. Перебиваю: «У меня к вам предложение!» – «Какое же?» – «Не пойти ли вам вместе с Питером Устиновым…», – и уточняю куда. Нет, звонят снова, называют адрес: «Питер Устинов ждёт вас в гостинице, в номере». Что делать? Приезжаю. Питер – такой огромный, как баобаб, здоровый и бородища на всю грудь, – увидел меня и как заорёт: «Ле-ев!!!» Тогда и я заорал: «Пи-итер!!!» К его пупку прижался, орём. Все обалдели, думают – откуда у Дурова такие связи с Англией?..

Ну, сели, Питер рассказывает, что у него есть книжка «Моя Россия», по которой он будет снимать фильм о Толстом. И меня берёт на его роль: «Ты Лев, он Лев – ты похож!» Ну что делать? Поехали на «Мосфильм». На три точки клеим бороду, усы, накладываем грим – одно лицо. Сфотографировали меня, взяли фотографию Толстого, и по «Мосфильму» носили, спрашивали: «Где Лев Толстой?» И, что вы думаете, тыкали не в Толстого – в меня. Я оказался «толстее» Льва Толстого.

Поехали на «членовозе» в Ясную Поляну. А туман кругом – как молоко. Смотрю, кто-то к нам бежит. Вылезаю – милиционер, увидел меня: «А-а-а!». Я: «Командир, не нервничай, Софья Андреевна умерла в Англии, что мне там делать, приехал посмотреть, как вы тут! Это мой слуга Петя», – киваю на Устинова. Приехали в Ясную Поляну, стали снимать. Сижу за столом Льва Николаевича Толстого и его ручкой пишу. Смотрю – оператор напротив меня трясётся от смеха. Повернулся, а там фотография – Лев Николаевич Толстой сидит за этим столом с ручкой в руке и делает вид, что пишет.

Возвращаемся, а охраны на посту — пять человек: «Дуров, а ты знаешь, что твой, утренний-то, в больнице? Пришёл и говорит: «Вы озверели?! Толстой без охраны поехал!» – «Какой Толстой?!» – «Какой-какой, тот, который написал, как женщину паровоз переехал!» Начальник ему с опаской: «Коля, сними оружие!» Так он и загремел на десять дней в больницу – за мой счёт.

Сегодня действительно многие мои коллеги считают, что они большие писатели. На самом деле, чтобы писать, надо особый талант иметь. Вот и мне, грешным делом, стали сниться сценарии. Так было, например, с фильмом «Егорушка», где фронтовики танк с пьедестала угоняют. Сценарий я написал, и сюжет тут же взяли на НТВ. Правда, в картине испортили финал – мэр у нас не становился хорошим, а «Егорушка» заводился сам и въезжал на пьедестал. В другом сне мне приснилась драма «Тишина», но это неформат. А формат – это когда снимают пукалки, где мозги на стенку, и много насилия.

А «Грешные записки» – смешная была книжка. У меня, скажу я вам, было 25 переломов, последний – «юбилейный». И я подумал – не пропадать же «товару»? Решил – напишу про каждый перелом, а заодно и про время, моду, настроение. Так и назвал цикл – «Великий перелом».

В театре Эфроса

 Вы сыграли множество ролей в спектаклях Эфроса в Театре на Малой Бронной. Тибальд в «Ромео и Джульетте», Чебутыкин в «Трёх сёстрах», Яго в «Отелло», Жевакин в «Женитьбе», Ноздрёв в «Дороге» по «Мёртвым душам», Сганарель в мольеровском «Дон Жуане» — какая роль самая запоминающаяся?

Была такая роль — Снегирёв в «Брате Алёше», инсценировке Виктора Розова по «Братьям Карамазовым». Пальто, в котором играл, находится в Музее Достоевского в Питере. Во время этого спектакля Эфрос всегда стоял за кулисами и ждал, когда я выйду со сцены… А вот когда спрашивают об отрицательной роли, все думают, что это доносчик и провокатор Клаус из «Семнадцати мгновений весны». А на самом деле такой у меня Яго из шекспировского «Отелло».

Клаус – просто мерзостный тип. Вот какова природа таких людей, что это вообще такое? И как художественно представлять человека с такой мразятиной в душе?! Помните, его спрашивают: «Вы не пробовали писать?» Пауза. Не очень уверенно: «Нет. Хотел писать. Не получилось. Таланта не хватило». Пример из жизни. Гафта спрашивают: «Какие у тебя отношения с Дуровым?» – «Отстань». Потом этот же человек спрашивает меня: «Лёва, какие у тебя отношения с Гафтом?» – «Хорошие». А потом смотришь – между нами возникает нечто со знаком минус… Вам не встречались такие люди?

После Высших режиссёрских курсов вы сами ставили на Малой Бронной — классику, современных авторов. Над чем работаете сейчас?

Недавно выпустили «Аккомпаниатора» по пьесе Александра Галина. Работаем над «Бурей» Шекспира.

Пережить и славу, и забвение

 Самое сильное впечатление детства?

Война. Считаю, что знаю ее досконально. Мы работали санитарами в госпитале Бурденко, в мастерской на заводе им. Баумана, гасили зажигалки на крыше. Самое страшное воспоминание – как во время ампутации держал ногу солдата, когда её отпиливал врач. Когда нога оказалась у меня в руках, она тут же стала очень тяжёлой. Это физика. Мы ходим, отталкиваясь от земли, и когда часть тела отделяется от общей массы, она тяжелеет раз в десять. Когда берутся снимать о войне, вершат свой суд над историей и должны показывать только правду.

Говорят, в вашей коллекции необычных вещей есть совершеннейшие эксклюзивы?

Это правда. У меня есть галстук от платья Евы Браун. А ещё была деловая картонка Гитлера. Подарил художнику, а он выменял её на скелет мамонта.

Что назвали бы победой в своей полной борьбы и одолений жизни?

Ничего и – всё. Я никогда не сдавался. Не состоял в партии. Если бы был членом партии, обязательно вызывали бы на ковёр. Меня трудно было обуздать, точнее – невозможно. Был случай, когда я не подписал один документ, несправедливый, с моей точки зрения. Позвонили «оттуда», но я сказал: «Извините, у вас свой департамент, а у меня свой». Не сдался. Позвонил друг: «Завтра ещё раз позвонят, и ты сдашься, дед». Но я не сдался. Со мной ничего нельзя сделать, если речь идёт о защите справедливости.

 

Как относитесь к тому, что актёры порой идут в политику?

 Вот Миша Евдокимов зря ушёл. Помню, просил меня ехать агитировать за него. Не поеду, говорю. В той стае надо выть, как волк, и там убивают. Не буду. Вот они и «не вписались в поворот». Вот что ему досталось на этом посту. А актёр он был замечательный. У артистов есть боязнь большой паузы. Миша, чтобы ответить, мог думать сколько угодно. Трудяга. Жанр деревенских рассказов открыл. Правда, стырил одну мою новеллу из цикла «Судьба». Про бабу Клаву. Говорил так: «Как мне рассказывал Лёва Дуров…» Замечательный был Миша человек.

Творческие люди утверждают, что в их профессиях, сопряжённых с множеством стрессов, необходимо уметь вовремя расслабляться. Как это делаете вы?

Да никак. Даже не знаю, как это делать. Часто коллеги начинают жаловаться: «Я покинут, меня забыли». Оказаться в таком положении может каждый артист. У космонавтов на этот счёт есть негласный пункт в контракте – они знают, что любой полёт может окончиться смертью. У нас этот пункт называется «забвение». Ты ушёл, и тебя забыли: «Хороший был артист Дуров». Спокойно нужно относиться – и к славе, и к забвению.

 Какие роли в кино выделяете особо?

 На старости лет сыграл в картинах «Не послать ли нам гонца?» (премия «Пегас». – Н.К.), где продюсером был Жигунов, и «Луной был полон сад» (лауреат ММКФ в 2000 г. – Н.К.) По поводу картины «Луной был полон сад» мне говорили: «Дуров, у тебя «Оскар» в кармане». Но на озвучании Виталий Мельников сказал, что выбросил картину из всех списков, потому что «в ней много соплей». Так и остался я без «Оскара». Когда переосмыслил всё, понял – прав был режиссёр. А, в основном, я эпизоды играл – хорошее баловство.

Нина Катаева