По случаю этой даты редакция ГлагоL провела опрос в Facebook. Мы, в частности, поинтересовались у подписчиков соцсети коснулись ли репрессивные трагедии кого-то из их семей или близких друзей семьи. Несколько человек ответили, что «Большой террор» прошёл мимо их семей, но эти голоса потонули среди тех, кого трагедия коснулась.
Складывается впечатление, что в современной России не осталось семьи, в которой кто-нибудь из её членов не пострадал бы от бесчеловечных действий Советской власти. Люди писали не только о репрессиях по отношению к их родным в 1937-38 годах, но и о чудовищных карательных мерах в годы «Красного террора». Вряд ли в истории нашей страны найдётся период, в котором глумление над собственным народом достигало бы таких масштабов.
Даниял Бамматов-Париславский живёт в Каспийске. Он ведёт блог в фейсбуке, рассказывает о нравах и обычаях в Дагестане, интересуется историей и иногда пишет колонку для федерального издания. Он рассказывает историю своего прапрадеда Иманмурзаева — зажиточного кулака, которого расстреляли в годы «Красного террора».
После закрытия мечетей объявил денежную награду тем, кто придёт на пятничную молитву. Долгие годы провёл в ссылке. Муж его сестры, Шуайыб Гаджиев, согласно архивам, повесил зелёное знамя ислама в своём кутане, агитировал против советской власти и коллективизации, призывал к газавату против коммунистов. Расстрелян.
Родственники Натальи Кириной из Нальчика тоже пострадали, как кулаки. Она пишет:
«Прадеда моего сослали за то, что имел хорошее подворье. Когда пришла советская власть отдал всё, оставил себе две старые лошади — одну слепую, другую хромую на две ноги. За это и сослали, погибли по пути, детей (мою бабушку и её сестру) оставили здесь, на Тереке. Росли сиротами.»
Прошлась советская власть и по родственникам спортивного журналиста из Москвы Михаила Потапова. Он рассказывает:
«Дядю моего деда репрессировали как зажиточного крестьянина в 30-е годы, и расстреляли. Что интересно, сам мой дед (сейчас ему 84) — антисталинист, но вот его старший брат, с которым мы впервые общались два года назад во время ЧМ по футболу, ярый сталинист, хотя хорошо помнит те времена. Я спрашивал: но каак? Твоего дядю забрали на твоих глазах, ты же сам все это видел. «Ничего не знаю, Сталин — мой герой».
Как кулаков выслали и родственников москвича Александра Галанова. Он плохо знает подробности этой истории, так как в те годы такие вещи не афишировались. Многие вторят ему, что говорить в семье о её членах — врагах народа — было не принято. Например, Александр Штерман из Москвы тоже пишет, что в семье о родном брате его деда, Лаписове Григории Павловиче, никогда не говорили. Он был расстрелян в 1938 году по личному приказу Ежова на полигоне в Коммунарке под Москвой. В интернете есть страница с упоминанием этого человека. Был он высокопоставленным партийным деятелем — начальником Центрального строительного управления Наркомата водного транспорта СССР. Григория Павловича обвиняли в участии в контрреволюционной террористической организации.
Журналист Мира Исмаилова из Москвы вспоминает своего прадеда — выдающегося советского учёного, литературоведа, доктора филологических наук, члена-корреспондента Академии наук КазСССР Исмаилова Есмагамбета Самуратовича.
«Прадеда репрессировали дважды. Первый раз арестовали в 1932, осудил Верховный суд по 58, п. 10 УК РСФСР — ругал Ежова, что тот заморил казахов голодом. Надо заметить, что говорил он правду: у людей отнимали скот для нужд колхозов, а казах без скота был обречён. Оценки историков по количеству жертв разнятся, но даже по самым скромным подсчётам от голодомора погибли почти 1 млн. Второй раз попал под волну репрессий против интеллигенции Казахстана. К тому времени прадед уже успел отучиться, защитить кандидатскую, докторскую, преподавал в 3 вузах, был завотделом в АН КазССР, директором Института русского языка и литературы. В середине 45 года в стране решили писать книгу по истории Казахстана, где «содержалось указание на усиление классового подхода к оценке исторических событий и деятелей», институт Русского языка и литературы участвовал в данной работе и был отмечен в целом отдельном постановлении ЦК «О грубых политических ошибках в работе Института языка и литературы Академии наук Казахской ССР». Вменяли учёным, среди которых были и мой Аташка (каз. Дедушка), а также Мухтар Ауэзов (друг, в честь которого назвали моего отца), «затушёвывание классовой борьбы в казахском ауле, идеализацию феодально-родового строя». А тут ещё аспирант проявил «бдительность», вспомнил про поддержку исторических исследований Алаш Орды. С поста директора института Аташку сняли, из партии исключили «за систематическое протаскивание буржуазно националистических взглядов в работах института и в своих собственных произведениях, за засорение института социально и политически чуждыми людьми» (Парт, архив Компартии Казахстана, ф. 708, оп. И, д. 145, л. 16), по результатам «научных дискуссий» арестовали и осудили, на 25 лет ИТЛ, но сидел он в изоляторе НКВД из-за проблем со здоровьем. ЦК обязал все работы института пересмотреть и очистить от чуждой советскому народу идеологии.
Повезло, что попал в те волны, когда особо не расстреливали. В 1953 году вышел на свободу по амнистии после смерти Сталина, а в 1957 году написал свой главный труд — монографию «Акыны». Реабилитировали его только в 1990 году».
Но о своей реабилитации Есмагамбет Самуратович так и не узнал. Он умер в возрасте 54 лет в сентябре 1966 года.
У Ванды Церетели, россиянки, которая сейчас живёт в Америке, отец — грузин, а мать — русская, но репрессии коснулись и тех и других. Она пишет:
«С русской стороны дважды раскулачили и сослали в сальские зажиточных и работящих крестьян, ну, а грузины были люди образованные и яркие. Прадеда арестовывали дважды, в 31-м и 37-м, за модные тогда шпионаж и контреволюцию. Прицепом пошла и его семья. К счастью, никто не погиб, выжили. Что характерно, не помню никаких обид на власть. Как-то справились».
Прадед москвички Веры Толстовой, Сергей Евлампьевич Толстов, был расстрелян в 1921 году в одном из концентрационных лагерей на Северной Двине.
Он был генералом от кавалерии, участником четырёх войн, наказным атаманом Терского казачьего войска. Расстреляли его из-за того, что его сыну — атаману Уральского казачьего войска, генералу Владимиру Сергеевичу Толстову удалось увести остатки своей армии от преследования красных в Австралию. Этим событиям Владимир Сергеевич посвятил автобиографическую книгу, которая была издана в 1921 году в Константинополе.
Не обошли стороной репрессии и семью журналистки из Москвы Татьяны Лейе. Она пишет:
«Да, родственники по линии отца репрессированы по политической статье, отец уже родился на поселении в Ухте; родственники по линии матери тщательно скрывали дворянское происхождение. Всю семью раскидало, спасаясь, но дед в Москве уцелел».
Пользователь Фрося Буралкова рассказала такую историю своей семьи:
«Коснулось. Прадеды моих детей (деды бывших мужей) были репрессированы — у первого мужа дед, русский немец, все мужчины семьи были репрессированы, кто-то расстрелян, дед был подростком и отделался колонией, после которой был слаб здоровьем. Женщин и детей сослали в Казахстан (из Николаева), позже перебрались под Челябинск, где и живут до сих пор. Дед, Гукенгеймер Рудольф, умер в 33 года от болезни. Дед второго мужа, Каминский Григорий, был раскулачен и расстрелян или посажен, точно не знаю, но умер молодым, семья, ранее владевшая своей деревней под Винницей, и большим хозяйством, переселилась в домик в этой деревне (его дочь, моя покойная свекровь, показывала мне, где был их большой дом, из которого сделали потом сельсовет и позже школу). Мужчин из семьи тогда не осталось, только женщины и дети. Мои родственники, прямые из крестьян, и жили бедно, их не коснулось. Хотя бабушка рассказывала, что-то кто-то из предков-родственников был священнослужителем и эмигрировал после революции, чтоб выжить».
Многим нашим соотечественникам, жившим при Советской власти приходилось идти на болезненные компромиссы. Чтобы не быть родственниками «врагов народа», они отказывались от них. А иным вообще было отказано в нормальном существовании в рамках нового государства из-за их «классовой принадлежности». Такую историю вспоминает Дмитрий Степанов:
«По материнской линии: дед происходил из семьи мельника, по ранжиру советской власти это был «подкулачный элемент» — его не брали ни в комсомол, ни в партию (да он и не страдал особо, даже за глаза смеялся над этим), но по работе из-за происхождения не продвигали. Во время войны попал в плен, прошёл пешком из Германии обратно домой на смоленщину, сбежав из плена, после чего с 1945 по 1952 регулярно таскали на допросы по ночам, благо не посадили. Моя бабка по материнской линии имела расстрелянного брата в 1937 г., поэтому сменила всё в своей жизни, по сути отказавшись от прежней родни и никому, даже своим детям (моей матери) ничего не рассказывала, кто она и что… вот так».
Лена Варюхина из Алма-Аты недавно узнала, что в её жилах течёт балкарская кровь. О своих родственниках среди балкарцев она знает мало, но пишет о депортации их в 1944 году. Тогда, будто насмехаясь, Сталин приказал выслать весь народ 8 марта, в Международный женский день. Теперь, когда вся страна отмечает праздник, балкарцы вспоминают своих многочисленных соотечественников, погибших в годы ссылки. Семья деда Варюхиной была сослана в Бишкек.
Москвич Алексей Локтионов рассказывает о своём прадеде:
«Моего прадеда — председателя колхоза в Волгоградской области, арестовали осенью 1938 года и отправили на Соловки за то, что в урожайные 1927–1930 годы, перевыполнив госплан, излишки раздал крестьянам, утаив от грабительской продразвёрстки 1930–1931 годов, что спасло сельчан от голода в засушливые 1931–1933 годы.
То же самое он повторил в 1934–1938 годах, причём спецотряды ничего из хорошо припрятанного у колхозников не нашли, и это впоследствие помогло им пережить войну.
Поскольку доказательств, кроме доносов, не было, сельчане собрали подписи и отправили председателя сельсовета к новому наркому Берия, который включил его в списки амнистированных по итогам расследования преступлений Ежова. Повезло прадеду, вернулся живым и здоровым, а погиб уже в 1943, на Курской дуге».
Сталинская паранойя доходила до абсурда. Людей могли посадить и расстрелять за их шутливые высказывания. Маргарита Парфёнова пишет:
Младший брат моего прадеда Пехов Константин Сергеевич (1915 года рождения) был арестован в 1935 году по доносу приятеля-в компании сказал, что за две тысячи и Сталина бы убил. Это была шутка. На тот момент он был студентом. Был сослан в Магаданскую область, в 1937 году расстрелян. Реабилитирован в 1989 году.
Завершает опрос комментарий Ольги Левиной. Она рассказывает о своём деде, Волошко Игнате Семёновиче и прикладывает фото его свидетельства о смерти:
«Мой дед. Копия свидетельства о смерти. Бабушку с детьми выслали к мужу на Байкал, двое детей погибли в этой ссылке, двое выжили, (мой отец и его сестра)».
фото: freepik.com