В музее по традиции отметили Дни Эрмитажа – 7-9 декабря, учитывая, что первые коллекции появились 7 декабря, в день Святой Екатерины, его и считают днем рождения.

Заканчивают празднества 9 декабря – в День Святого Георгия. 255-летие как промежуточную дату в музее не отмечают. А празднование Дней всегда связано с открытием новых выставок, военными церемониями в Георгиевском зале, в целом с годовым отчетом о событиях в одном из крупнейших хранилищ художественных ценностей. В эти дни в музей приезжают посланцы Обществ друзей Эрмитажа со всего мира, ветеранам по традиции вручают гранты Фонда Потанина, бриллиантовые знаки. В этом году, рассказал журналистам директор Эрмитажа Михаил Пиотровский, премьер-министру Монголии подарят копию «Чингисова камня» – старейшего письменного памятника монгольского языка, надпись на котором свидетельствует о племяннике Чингиса, отличившемся в стрельбе из лука.  

В дни торжеств в Эрмитаже посмотрят два документальных фильма. Российские документалисты сняли фильм о великом ученом Николае Николаевиче Никулине, знатоке нидерландской живописи, который рядовым прошел всю войну и написал о ней книгу. Его труд стоит в одном ряду с томом «Подвиг Эрмитажа», повествующим о том, как музей возвращал людям память о ленинградской блокаде. И вторая лента итальянцев – «Эрмитаж. Сила искусства», в которой к зрителям обратится с экрана знаменитый актер Тони Сервилло.

Среди выставок – экспозиции «Это сам Потемкин», к 280-летию государственного деятеля, ассирийские рельефы из Британского музея, Фрагменты римской скульптуры Виктории Кальватоне, найденные в Италии в XIX веке. Позднее статуя оказалась в Берлине, а после войны — в Эрмитаже, ее исследованием российские реставраторы занимались совместно с немецкими. Скульптуру много раз переделывали, в результате решено было оставить как есть — как памятник европейской реставрации античного искусства. Во многих музеях есть копии скульптуры. В Георгиевском зале открылась выставка к 250-летию учреждения Ордена Святого Георгия.

О репутации Эрмитажа

«В профессиональной среде у Эрмитажа хорошая репутация, — сказал Пиотровский, — и Роттердамский центр поставил нас в своем списке на 4-е место, между Лувром, музеями Ван Гога и Британским. А занялись в Европе подсчетом репутаций после того, как министр культуры Голландии заявил, что «музей — хобби для леваков». Социологи обиделись, и теперь мы знаем, что удерживать репутацию лучше всего наступательной открытостью». Репутация Эрмитажа складывается из его коллекций и научных изысканий, и, как в спорте, ее надо поддерживать. Пиотровский рассказал, что его коллеги одними из первых в России изучили экономический эффект от существования собраний художественных коллекций в городе, и на материалах Эрмитажа в Колумбийском университете опубликована книга «антропологии музея». Через пару лет в Эрмитаже планируют провести конгресс по репутации музеев.

Тени, как у Шварца, должны знать свое место

По формуле Пиотровского, люди начинают чаще посещать музеи во времена кризисов, но это не значит, что музей должен становиться местом досуга и развлечений, идею эту ученый назвал «губительной». Не случайно на конгрессе в Киото определение это отвергли. «Умные люди, — сказал Пиотровский, — получают удовольствие от умных вещей». И определил место мультимедийных вещей в музее как дополнительных средств.

«В музее должны быть подлинные вещи, а все новейшие технологии, как тени, помните, в сказке у Шварца, должны знать свое место». И призвал срочно гуманизировать генную инженерию и искусственный интеллект, подобно физике и химии в XX веке, представляющим опасность для человека в веке XXI-ом. «С техникой обращаться надо осторожно: она должна быть слугой».

О бюджете и демонстрациях протеста

Когда Михаил Пиотровский начинал работать директором Эрмитажа, его американские друзья шутили, что он самый эффективный директор мира: огромный музей функционирует, а в Ассоциацию американских музеев его бы не приняли. Из-за бюджета – всего один миллион долларов (сегодня, для сравнения, 75).  И отдельная строка в бюджете, но все равно смета Эрмитажа в 10 раз меньше, чем в Метрополитен-музее, и в 5, чем в Лувре, притом, что в этом году 60 процентов средств музей заработал самостоятельно. Во всех спорах с министерством по поводу доходов музея, Пиотровский всегда остается на стороне тех, для кого существуют социальные программы: треть посетителей Эрмитажа любуется экспонатами бесплатно. Поэтому он возражает против требований министерства повысить заработок, это приведет к повышению цен и ликвидации социальных программ.  

Директор Эрмитажа рассказал, что музей научился зарабатывать деньги, «выбивать» их из государства, общаться на эту тему с бизнесом, но невозможно согласиться с запретами привлекать в качестве спонсоров нефтяные, медицинские и другие компании. Например, в Британском музее каждую выставку сопровождают акции протеста против их спонсора «Бритиш петролеум», портящей окружающую среду. Пиотровский считает, что решать, у кого брать-не брать деньги, должен музей. «У всех грешников, — сказал он, — можно брать деньги, здесь действует механизм компенсации за слишком большие доходы, это поможет развивать благотворительность. А у нас юристы выдвигают такие сложные программы, что мы не можем беспрепятственно разместить логотип спонсора, словно хотим унизить того, кто дает деньги. Даже красиво сказать «спасибо» не можем. В значительной мере мы сами куем свое счастье, важно сделать разумное законодательство».  

На вопрос корреспондента отдела культуры редакции «ГлагоL»МТ, как директор Эрмитажа однозначно отвечает на вопрос — «Даная» Рембрандта, которую облили кислотой, погибла или спасена, Пиотровский сказал:

«Конечно, она не погибла, она ранена, как бывает ранена всякая картина, но она спасена. Что-то потеряла, что-то приобрела, ни одна из музейных работ не соответствует тому своему виду, когда была написана. Большая часть картин реставрировались по десять раз, ярчайший пример – «Салватор Мунди» Леонардо да Винчи, там были мощнейшие перереставрации. Все картины стареют, и эрмитажные реставраторы не придерживаются манеры, когда делают так, как будто картина написана вчера, это, по сути, ботокс. Всегда нужно внимательно решать, в какой степени обновлять картину, и стараться, чтобы возраст ее не был виден. Картина приобретает возраст, точно так, как днем и вечером она выглядит по-разному. Если это картина с биографией, надо максимально стараться сохранять, чтобы ничего не изменялось, и, если по какой-то причине изменяется, надо в соответствии с этим и обращаться с картиной. «Даная» осталась шедевром Рембранта, это раненая женщина, но живой она быть не перестала».

Борис Михайлович рассказал о многом: о том, сколько картин утекло за границу в 20-е годы, что возвратилось, и какой политики придерживается Эрмитаж в надежде, вернуть находящиеся в западных музеях шедевры. Рассказал, как относится к современному искусству, которое, на самом деле, «просто искусство», и подчеркнул, как категорично настроен в отношении продажи картин. «Считаю это аморальным, — сказал Пиотровский. — Получили – храните, даже не зная зачем. Хранили же мы 80 лет личные вещи Романовых…»

Нина Катаева