Уже затихали городские шумы, не было видно ни людей, гуляющих вокруг водоёма, ни вечернего неба, опускающегося тяжёлым покрывалом над этим всеми забытым городом. В лесу я слышал стрёкот каких-то летающих насекомых. Представлял себе, что это певчие цикады и что нахожусь я не на юге России, а где-то в джунглях Индонезии и спасаюсь от карликовых Умпа-лумпов, задавшихся целью сделать из меня какао-бобы. В лесу, найдя поваленное бревно, я садился и долго сидел, всматриваясь в пустоту чащи и пытаясь разглядеть в ней какие-то знакомые очертания.
В вечернем полумраке, именно в тот момент, когда свет сходится с тьмой и эфир наполняется смешанными цветами — от темно-синего небесного, до свинцового земляного, я наблюдал за эпохальными событиями, создававшимися в моем воображении и вырывавшимися наружу сквозь толщею моего мозга. Замечательные образы. Передать их словами очень сложно, потому что я плохо владею русским. Вообще я плохо владею любыми языками, (даже не знаю какой язык — мой родной), но образы, создающиеся в моем воображении и вырывающиеся сквозь толщею моего мозга были необыкновенными — фиолетовыми, растекающимися, твёрдыми, пульсирующими, эмоциональными, имеющими антропологические черты и черты животных — они рефлексировали, скалились, скользили по тонкой материи времени и пространства, превращались из субатомных частиц в тела планетарного масштаба. Но это если очень приблизительно. Описать все свойства и очертания их не представляется возможным.
Думаю, со мной говорили. Эти образы имели свойства разговаривать. Говорили они взволнованно и нечётко. Иногда лаяли, иногда урчали, скулили, рычали, блеяли и пели. Голос, который доносился из их единого сердца был похож на голос певицы из сериала Карнивал Роу. Он будто доносился откуда-то из кельтских лесов, под этот голос справляли тризну и совершали обряды бракосочетания, веселились и плакали, вдохновлялись жить и сводили с жизнью счёты. Далёкий, грустный и вдохновляющий голос женщины-кастрата.
Да, именно кастрированной женщины — лишённой половых губ и оттого поющей особенно. Но образы быстро заканчивались, потому что с тех пор как я возобновил приём транквилизаторов, воображение работало плохо и приходилось сильно напрягаться, чтобы очередная картинка вырвалась наружу из усыпляемого психотропными веществами сознания. А все-таки, думал я, феназепам пора отложить, иначе я даже пофантазировать нормально не могу и это меня сильно расстраивает. Как-то вечером в очередной раз выйдя из леса и оказавшись перед прудом, я изумился, что народу в парке практически нет. На встречу мне шёл местный дурачок, который также, как и я, по вечерам гуляет в парке.
— Это твои друзья? — спросил он, указывая в сторону леса.
Я обернулся, а дурачок засмеялся и пошёл дальше.
В прошлой части своего дневника я рассказывал про бывшую коллегу.
фото: pexels.com