С 1 по 13 ноября в Москве проходит Театральный фестиваль «Смотрины» по пьесам Юрия Полякова. В исполнении артистов российских театров зрители увидят спектакли — «Грибной царь» «Как Боги», «Халам-Бунду, или Заложники любви, «Золото партии», «Чемоданчик», «Хомо Эректус» и др. Фестиваль, в рамках проекта Минкульта РФ, организован Национальной ассоциацией драматургов накануне 65-летия автора.

Широкую популярность писателю принесли повести «ЧП районного масштаба» и «Сто дней до приказа». Критики считают Полякова лидером в жанре «гротескного реализма», в его романах «Козлёнок в молоке», «Грибной царь», «Гипсовый трубач», «Любовь в эпоху перемен», «Весёлая жизнь, или Секс в СССР» ярко дана сатирическая картина жизни творческой интеллигенции. Книги писателя переведены на другие языки, экранизированы и инсценированы, включены в школьные и вузовские программы. С 2001-го по 2016-й Поляков был главным редактором «Литературной газеты», сейчас – председатель редсовета.

На встрече с журналистами писатель по-комсомольски бодро сделал самоотчет. Рассказал, что издательство АСТ, с которым сотрудничает 10 лет, выпустило сборник его пьес – «Он, Она, Они», а также работает над его 12-томным собранием сочинений. О творческом методе Полякова можно прочитать в книге доктора филологических наук Михаила Голубкова «Юрий Поляков. Текст, контекст и подтекст». А 12 ноября, в день рождения Юрия Михайловича, на сцене «Вишневого сада» бывшие актеры театра «Модерн» сыграют антрепризу «Женщины без границ».

Годы в «Литгазете»

В «Литературной газете» я проработал 16 лет, дольше меня на этой должности был только Александр Борисович Чаковский, мемориальную доску которому мы открыли на доме, где он жил, напротив памятника Юрию Долгорукому. Но тогда все работало, как часы: бюджет огромный, творческих сотрудников 200 человек, тираж 6.5 млн экземпляров. А мы к 2003 году подняли тираж до 100 тыс. экз (был менее 10 тыс.) за счет того, что развернули газету на национальные ценности, и до кризиса 2008-2009 годов были на самоокупаемости. Потом из бумажной сферы читатели стали перетекать на сайт, который мы создали в 2001 году.

Со временем я стал замечать, что от моего боевого патриотизма стали уставать, как люди, контролирующие газету, так и во властных структурах, конфликт достиг кульминации, когда мы опубликовали материал «Мумификация позора» по поводу открытия Ельцин-центра. Стало ясно — пора за письменный стол, что я и сделал с большим удовольствием...

О капитализме в России

Если возьмете мою публицистику, например, статьи и интервью последних лет в книге «Босх вам в помощь» («Книжный мир») или сборник статей «Быть русским в России» (ИД «Аргументы недели»), куда вошло эссе «Желание быть русским», поймете, что думаю о капитализме в России. Если в других странах пытаются трансформировать классовое общество в общество равных возможностей и разумного расходования средств, то у нас все наоборот. На базе социализма построен капитализм с отвязными капиталистами, которые ведут себя так, как, может, кто-то в Латинской Америке. На эту тему не раз выступал на ТВ, а также на заседаниях президентского Совета по культуре. Социальный разлом и разрыв между безумными и немотивированными доходами тончайшего слоя «хозяев жизни» и уровнем жизни основной части населения приведет к очень плохим последствиям. Не исключаю, что социализм вернется к нам через большую бузу. Кстати, в рамках фестиваля «Смотрины» я читал новую пьесу «В ожидании сердца», тема неправедного богатства там затронута очень остро.

О соотечественниках в Ближнем зарубежье

Ощущения от грусти до ярости переполняют вас, куда бы не приехали в страны бывшего СССР. Как можно было бросить 25 млн соотечественников на произвол судьбы, не оговорив их прав?! Я служил в группе советских войск в Германии, и наш артиллерийский полк стоял на обочине Гамбургского транзитного шоссе, соединявшего ФРГ и Западный Берлин. И по нему спокойно ездили западники, по воздушному коридору летали самолеты, не надо было получать никаких разрешений. То есть в поверженной Германии это сделали, а России, распустившей Советский Союз, даже транзитный коридор из Калининграда не дали. И самое подлое в том, что никто не поставил этот вопрос – «Вы хотите быть самостоятельными, гарантируйте права русским» — в той же Латвии, где половина населения всегда была русской. И никто бы не спорил.

Конфликт на Украине тоже упирается в русский вопрос: хотите строить великую незалежную Украину – стройте, но не забывайте, что  наполовину состоите из русских областей, жители которых ничем не отличаются от курян и белгородцев, и у них должно быть федеральное устройство, гарантия языка и т.д. И, что самое интересное, руководители Украины были готовы к такой постановке вопроса, Кравчук пишет в воспоминаниях, что у них были подготовлены документы на тот случай, если Ельцин вспомнит про Крым – «Да, забирайте», никаких вопросов бы не возникло. Но никто даже не озаботился, так что какой Ельцин-центр, это государственное преступление перед миллионами людей.

Мистика в жизни писателя

На судьбу не жалуюсь, а мистикой считаю и то, что я, мальчик из заводского общежития, первым в нашем роду получил высшее образование и стал писателем, и то, что в главреды «Литгазеты» меня определил мой товарищ по комсомолу. Но некую миссию русского писателя, на меня возложенную, чувствую. Когда написал цикл статей «Желание быть русским», друзья сказали – «Как специально, такой работы ждали». То же самое было с повестями «ЧП районного масштаба» и «100 дней до приказа». Пришел тогда к первому секретарю Краснопресненского райкома комсомола Павлу Гусеву, — а я был секретарем комсомольской организации Союза писателей, —  и сказал, что пишу критическую повесть о комсомоле. Он в ответ — «бессмысленная работа, никто не напечатает». То же самое услышал про «Сто дней» – «абсолютный непроходняк».

И тут вызывают меня в одну серьезную организацию – «Пока ваши повести в рукописях ходят по нашим журналам, мы общается с вами как с советским писателем, возможно, перешедшим черту, но как только выйдут в «Посеве», говорить будем как с антисоветчиком». И если вам интересно узнать о состоянии молодого писателя в такой ситуации, отсылаю к роману «Веселая жизнь, или Секс в СССР», события в котором разворачиваются в 1984 году.  А потом вышло Постановление ЦК партии о руководстве комсомолом, и тут же прозвучало – «А где у нас критика?» — «Только «ЧП» Полякова, но вы запретили». – «А ну давайте сюда, нормальная повесть, чего побоялись? Надо было спорить, вы же коммунист». Та же история со «100 днями до приказа» — про неуставные отношения. Военная цензура отказывала наотрез, но тут на Красной площади приземлился Руст. Горбачев снял всю военную верхушку. «А где критическое?.. Хорошая повесть…» И когда Дементьеву, редактору «Юности», все же звонили цензоры – «Вы зря поставили эту повесть в номер, мы все равно не пропустим», он сказал – «Вы бы лучше Руста на Красную площадь не пропустили».  

Любовь в эпоху перемен

В новых временах, начиная с «Демгородка» (1993) моя сатира стала гораздо злее. Рекомендую также роман «Любовь в эпоху перемен» — история журналиста, который в 1986 году начал бороться за свободу слова, и что с ним стало к 2014 году. В романе четко прописаны отношения прессы и нашей исполнительной власти, кое-какие секреты я выдал, почему его и замолчали. По количеству абсурдных противоречий мы не уступаем позднему советскому периоду, откройте паспорт, где нет графы «национальность», но при этом у нас есть национальные образования. Или — в СССР были прописаны правила вхождения в Союз, а процедуры выхода — нет. А если бы было написано, что любая республика может выйти из СССР, но в том территориальном объеме, в каком вошла в него, а принадлежность территорий, переданных ей для административного управления, определяется референдумом, у нас не было бы проблем с Донбассом, Приднестровьем и той же Украиной.

О патриотах и либералах

На форумах русской прессы, где слово патриотизм табуировано, бывать перестал. Известно, какой мощи либеральное направление в нашей власти, но я ахнул, когда лет восемь назад прочел в «РГ» интервью руководителя «Роспечати» Михаила Сеславинского» — «Боюсь казенного патриотизма». Какой «казенный патриотизм», чтобы он был, должен быть как минимум неформальный, а у нас не было вообще никакого патриотизма. И, надо сказать, мотив этот все время звучит: на предыдущем съезде журналистов я полемизировал со Сванидзе, который заявил, что журналист – синоним понятия «либерал». «А куда же вы денете Каткова, Суворина, Меньшикова, — спросил я, — консервативные патриотические силы в России, тогда еще монархические, были сильны?» Постепенно они маргинализировались, и сейчас в журналистской среде быть патриотом-государственником неприлично.

Олбанский язык — для неграмотных

К соцсетям отношусь сдержанно. Мои книги есть в электронных публичных библиотеках, где система учета, а следовательно, и оплаты, несовершенна. В свое время под руководством Грызлова была создана рабочая группа по разработке законодательства в сфере цифровизации, где целью ставили выработку правовой базы, но, оказалось, что со временем процесс трудно было бы контролировать. Мы в «ЛГ» пытались сделать сайт платным – не получилось. У меня есть сайт в интернете, иногда в ФБ что-то скажу под настроение, но системно этим не занимаюсь. Замечаю, что, погрузившись в сети, писатели начинают профессионально терять, пишут неряшливо, главное для них быть реактивным. Еще бы, если человек с утра до вечера спорит в сети, рожать или не рожать Собчак, он растворяется в ней. Его слог становится версией разговорного, думаете, зачем придумали олбанский язык — чтобы скрыть свою неграмотность. Наша орфография сложна, часто смотрю в словарях, как пишется то или иное слово.

О счастливых днях

В личной общественной деятельности у меня было два счастливых дня – когда пришел в «Литгазету», и – когда ушел. В сфере большой геополитики самым несчастливым навсегда останется тот, когда был спущен флаг Советского Союза. Никогда не прощу этого Горбачеву и Ельцину, на эту тему у меня есть афоризм – «Когда Господь хочет погубить народ, он заставляет его выбирать между Горбачевым и Ельциным». Самый счастливый день — когда Крым вернулся в Россию: это не только возврат исконных русских земель, но и знак того, что снова начинает собираться Русский мир. Месяца за три до этого события на одной из творческих встреч в Литве меня спросили, можно ли считать современные границы Европы незыблемыми. Я посоветовал посмотреть в школьном атласе по истории, как менялись эти границы на протяжении XX века, так почему вдруг после 1991 года не может быть изменения границ. И как только было объявлено о воссоединении Крыма с Россией, мне позвонил литовский журналист, который вел ту встречу – «Так вы знали, что Крым вернется?!» Объяснил, как мог, что у истории нет конца.

Нина Катаева