Народная артистка России отметила 55-летие служения мхатовской сцене.
Творческий вечер, который вел Вадим Верник, прошел в рамках цикла «Мхатовские пятницы» на Малой сцене МХТ им.Чехова. Окончив Школу-студию МХАТ, Ирина Мирошниченко пришла в театр в 1965 году. Сыграла в спектаклях: «Вишневый сад», «Три сестры», «Соло для часов с боем», «Чайка», «Идеальный муж», «Иванов», «Шестое июля», «Старый Новый год», «Немного нежности», «Моя дорогая Матильда» и др. Снялась в фильмах: «Я шагаю по Москве», «Их знали только в лицо», «Андрей Рублев», «Дядя Ваня», «Вам и не снилось…», «Профессия — следователь», «Пришел солдат с фронта», «Это сладкое слово – свобода!», «Ошибка резидента», «Тайны мадам Вонг» и др. Артистка эстрады, певица. Автор книги «Расскажу…».
Профессия из рук «стариков»
Вадим Верник, подарив народной артистке альбом, созданный в подростковом возрасте, задал очень верный тон встрече. Собранные в нем фотографии с премьер, программки, театральные и кинорецензии поспорят с любой Википедией, и Ирина Петровна оценила усилия поклонника ее таланта. Листая альбом, его создатель и актриса, дополняя друг друга, рассказали зрителям о первых шагах Мирошниченко на сцене МХАТ. Дебютировала Ирина в «Тяжком обвинении» Бориса Ливанова по пьесе Шейнина, а через пару лет получила роли в главных чеховских пьесах. Иосиф Раевский, ученик Немировича-Данченко, предложил ей роль Ольги в «Трех сестрах», а Ливанов – Маши в «Чайке».
Актриса вспоминает, как в восстанавливаемом спектакле Немировича-Данченко «сестер» собирали по всему Союзу: на роли Маши и Ирины пригласили Татьяну Доронину из Ленинграда и Светлану Коркошко из Киева, а от самой Мирошниченко режиссер добивался той точности в интонациях, которой она поразила его в одной из ролей. Борис Ливанов назвал роль Маши «лучшей» в «Чайке», остудив ее мечты о Нине Заречной, и заставил актрису изучать движение суфражисток в России, выступавших против дискриминации женщин в целом, и боровшихся за избирательные права в частности. Таким было начало на мхатовской сцене. «И я была счастлива получить профессию из рук этих «стариков, — говорит Мирошниченко, — великих актеров МХАТа, подаривших мне много надежд и возможность стать актрисой этой школы».
«Ты должна уметь все!»
Ирина Мирошниченко рассказала о детстве, проведенном в 9-метровой комнатушке, оставшейся матери от большой квартиры первого мужа-военачальника. Когда его репрессировали, его сына Рудольфа воспитывал отец Ирины Петр Вайнштейн. Мать, несостоявшаяся актриса, делала все для того, чтобы привить дочери культурные навыки и развить ее дарования. «Как ты не понимаешь, — говорила ей, — ты должна уметь все. Занимайся пением, разучивай романсы». И девочка училась музыке, танцам, брала уроки французского, много читала. Старшеклассницей занималась в студии при театре Ленинского комсомола. Там познакомилась с драматургом Михаилом Шатровым, который стал ее первым мужем (1960). Школу-студию МХАТ (курс Василия Маркова) окончила в 1965 году и была принята в театр. На третьем курсе дебютировала в фильме Георгия Данелия «Я шагаю по Москве» в роли Кати, сестры главного героя. Огромную роль в том, что Ирина стала успешной актрисой и певицей, сыграла ее мать Екатерина Антоновна Мирошниченко. В знак уважения к этой женщине ведущий устроил еще один сюрприз актрисе, показав сюжет из своей программы «Полнолуние» прошлых лет — запись беседы с Ириной и ее мамой.
Привет от племени майя
«Случилось это, когда я, заслуженная артистка, имела массу наград, и в кино, можно сказать, была звездой. Ездила по миру на Недели советских фильмов и кинофестивали со своими картинами. И вот должна была состояться Неделя в Мексике, в связи с чем я должна была передать директору театра письмо Ермаша с просьбой отпустить меня в командировку. Приглашает сама мадам Портильо, министр культуры и сестра Президента Мексики, у трапа должен встречать посол. Приношу письмо, директор обещает ответить и при мне бросает письмо в нижний ящик стола. Захожу через пару дней – ни ответа, ни привета, а сроки поджимают. Меня оформили, выдали валюту, купили билет, загранпаспорт тогда вручали в день вылета, что делать? И я, на свой страх и риск, в конце концов, осуществляю госакцию, еду. Облетаем на частном самолете всю Мексику, отрабатываю и через неделю возвращаюсь в Москву. Захожу в театр и вижу — приказ о моем увольнении.
Иду по коридору, секретарь парторганизации Степанова меня «не видит», секретарь директора – тоже. И только секретарь Ефремова – «Ирочка, как вы могли?!» А что я такое сделала – ни спектакль, ни репетицию не сорвала, никого не погубила. Я в кабинет Ефремова – никакой реакции… И тут меня спас Господь – навстречу мне попался министр культуры Демичев, к которому я бросилась – «Помогите!» Он разобрался, и меня не уволили. А я лишний раз приняла к сведению, что Олег Николаевич , как все худруки, не любит, когда его не слушаются.
На память о мексиканском фестивале шаман подарил мне камень с несколькими ободками, обозначавшими, сколько племен майя передавали его друг другу. До прошлого года он лежал у меня в стеклянной банке на дальней полке, пока не затеяла генеральную уборку. И, что вы думаете, в музей не приняли, но с радостью взяли на университетской кафедре, где изучают племена майя. Отдала с большим душевным облегчением».
«Пропала жизнь…»
«С «Дядей Ваней» была история. Олег Николаевич выпускал спектакль в 1985 году с великим артистом Олегом Борисовым (Астров), Вертинской (Елена Сергеевна) и Мягковым (дядя Ваня) и вдруг через год захотел сам сыграть Астрова. Свою версию – не лесника-интеллигента, рассуждающего о будущем, а свою боль и беду, и на другие роли позвал меня и Кешу (Смоктуновского – ред.). У нас было две недели, мы репетировали с утра до вечера и поехали со своей версией сначала в Лондон, потом в Париж и на другие фестивали. Двух составов не получилось, Борисов и Вертинская сразу ушли, Мягков иногда играл в очередь. Ефремов вдохнул новую жизнь в спектакль, и пока был жив Кеша, мы были одной командой. Помню последний спектакль, он был весной. Моя сцена – «Увезите меня отсюда, я не могу больше здесь находиться!..», слезы, истерика, и наконец обнимаюсь с Серебряковым (Евстигнеевым). А в это время Кеша на авансцене, с глазами, полными слез – «Пропала жизнь…», дрожит весь и на такой ноте это говорит, что я глаз не могу отвести. Я должна плакать, а сама не могу оторваться от его гениальной игры. И Евстигнеев мне в ухо – «Как же он играет!» И мы оба, затаившись, слушали этот монолог.
«Я талантлив, умён, смел…Если бы я жил нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский…» Что-то невероятное, и, знаете, никто не снял, не было телефонов, это запомнили только мы, на сцене, и зрители. Кеша умер вскоре после этого, но этот спектакль он сыграл так, что мне никогда не забыть… А о поцелуе Елены Сергеевны с Астровым в конце 3-го акта Ефремов говорил – «Ты должна меня так поцеловать, чтобы я почувствовал всю твою боль, и мне стало страшно от того, что скоро я останусь один, и никогда в жизни не испытаю ни любви, ни счастья, ни радости. Каждый раз, когда я приближалась к этой сцене, сердце мое трепетало… Но вот мы выходили на поклоны, Смоктуновский на выходе раздавал сотню автографов, и чудо заканчивалось. Но оно было, и я его помню. Сила нашей профессии в том, что мы живем жизнью театра, оставляя в памяти людей уникальные минуты счастья, разочарования, боли, и память эта навсегда».
«В сумерках решаешься на странные поступки…»
Флэшбэков на этом вечере у Ирины Мирошниченко было много – она вспоминала об ефремовском спектакле «Иванов», об эпохе Олега Табакова в МХТ, о «Татуированной розе» Уильямса—Виктюка, о съемках у Тарковского и Кончаловского. Рассказывала о сотрудничестве с молодыми артистами, о своих концертах, о любви к фламандской живописи и о том, как Диана Арбенина подарила ей свои стихи. Дала целый концерт, в котором прозвучали и «Лунная рапсодия», и «Темная ночь», и «Как жаль».
А в самом начале вечера Ирина Петровна приветствовала худрука МХТ им.Чехова Сергея Женовача и поздравила с 15-летием его Студию театрального искусства. Сергей Васильевич восхитился энергией, бушующей в юбилярше и, похоже, задумался, как найти ей применение.
Нина Катаева
