80 лет назад в Москве прошел небывалый в современной истории парад – по улицам столицы провели пленных немцев. Десятки тысяч только что захваченных Красной Армией солдат противника шли под почти гробовым молчанием смотревших на них советских людей. И лишь периодические крики «Смерть фашизму!» да шарканье тысяч сапог были слышны на этом необычном «Параде побежденных».
Идея провести шествие военнопленных 17 июля 1944 года возникла не из-за тщеславия. Тому были совершенно объективные причины. Красная Армия завершала операцию «Багратион» по освобождению Белоруссии. И успехи были более чем грандиозные.
Всего за несколько недель боев разгромлены основные силы фашистов, причем в такой местности, где, как считалось, наступать невозможно – сплошные болота. Потери противника – более 400 тысяч. При этом в плен попало огромное количество немцев – более 150 тысяч человек. Это больше чем под Сталинградом, а ведь уже тогда все были впечатлены.
В результате таким цифрам не хотели верить даже союзники. А немецкая пропаганда, естественно, объявила чистым враньем. Чтобы скрыть уничтожение целых армий и дивизий Гитлер присвоил их номера вновь формируемым частям.
Предполагается, что идея марша пленных немцев принадлежала Иосифу Сталину, которую он высказал начальнику Генерального штаба генералу армии Алексею Антонову. Предложил провести только что взятых в ходе наступления пленных. Их все равно в лагеря через Москву на восток отправляют, вот и задержатся в столице ненадолго.
А вот название спецоперации «Большой вальс» мог дать как сам Сталин, так и Лаврентий Берия. Это название любимого американского фильма главы государства, глава НКВД это прекрасно знал.
Маршрут «парада» был построен таким образом, что пленные вначале шли по улице Горького (Тверской), а потом разделялись и расходились по Садовому кольцу. Это действительно несколько напоминало фигуры вальса – по кругу.
В июне в пункты содержания военнопленных поступила команда начать формировать эшелоны и отправлять их в Москву. Врачи предварительно осматривали пленных. Для чего они не знали, им просто сказали отобрать таких, которые смогут пройти пешком несколько часов. То есть обычный медосмотр – чтобы никто не упал на марше, а для больных и раненых он не стал бы мучением.
Для перевозки пленных понадобилось более тысячи вагонов, которые составили 40 эшелонов. По другим данным – 25, что тоже немало. Основная часть их начала прибывать из Бобруйска и Витебска с 14 июля, хотя есть указания, что и раньше – с 1 июля. Всего – 57 600 человек.
Конвой осуществляли 7-я мотострелковая дивизия и 36-я конвойная дивизия НКВД. Кстати, то, что для «мероприятия» могли отвлечь с фронта целую мотострелковую дивизию, тоже говорит о многом – уже была такая возможность.
По воспоминаниям пленных, многие очень испугались. Большинство знало каким образом обращались с советскими пленными и предполагали, что их в отместку везут на массовый расстрел. Но привезли в Москву и разместили на ипподроме, Ходынском поле и стадионе «Динамо». Во-первых – больше негде было такую массу расположить, во-вторых – объекты были рядом со станциями Белорусская-Товарная и Беговая.
Пленных не только не побили, но еще и содержали отменно – определили усиленный паек. Давали горячую кашу, вволю хлеба и сало. Изумлению немцев не было предела. Для марша никому новой формы не выдавали – идти нужно было в чем в плен попали. Только генералам ее обновили.
Любопытный момент. По воспоминаниям одного из офицеров из конвоя, в местах дислокации установили радио. И вот когда Левитан объявлял, что Красная Армия взяла очередной город, все немцы кричали «Урра!» Причем искренне. Это вызвало удивление. А оказалось, что они радовались, что остались живы, а не полегли под очередным городом.
О том, что в Москву свезли пленных горожане начали сплетничать числа с 14 июля – скрыть такую массу невозможно. Но никто не понимал для чего. Пока утром 17 июля по радио не зачитали сообщение начальника московской милиции.
В нем говорилось, что начиная с 11 часов утра будет ограничено движение в центре столицы в связи с маршем военнопленных, которых захватили войска 1-го, 2-го и 3-го Белорусского фронтов в ходе наступления в Белоруссии. Таким образом подчеркивалось, что это «свежие» пленные, а не собранные из уже существующих лагерей.
Москвичей особо предупредили, что недопустимы никакие оскорбительные действия в адрес военнопленных. Вообще весь усиленный конвой, и пеший, и конный, в 16 тысяч был направлен на защиту немцев от возможного самосуда – было известно, что сами они о побеге и не помышляют.
Но и москвичи вели себя в целом с достоинством. В вечернем докладе Берии Сталину указано, что были только крики «Смерть фашизму!» и «Смерть Гитлеру!». Изредка: «Сволочи! Чтоб вы сдохли!». Несколько попыток прорвать конвой все же были, но мгновенно пресечены. Пару раз запустили камнями, но метателей тоже тут же нашли. В целом же немцы шли под молчаливые взгляды людей.
Впереди были генералы – 19 человек. При орденах, крестах, погонах, которые были оставлены по условиям капитуляции. И все были узнаваемы, командиры дивизий и армий, воевавших в Белоруссии. Таким образом показывали – это вот те части, которые только что разбила Красная Армия в ходе наступления.
Среди них командир 78-й штурмовой дивизии генерал-лейтенант Ганс Траут. Любимец Гитлера, имел славу человека, оборону которого взломать невозможно. Командиры 27-й и 53-й пехотных дивизий Пауль Фелькерс и Фридрих Голльвитцер. А еще командующий 4-й армией Винцент Мюллер. Он потом станет антифашистом и первым начальником генштаба армии ГДР.
Пленные дошли до площади Маяковского, после чего разделились на две колонны. Одна пошла по Садовому кольцу до Курского вокзала, а другая, меньшая, до Калужской заставы и далее на станцию Канатчиково. Получился тот самый круг из вальса.
Вслед за колонной шли поливальные машины. И это для москвичей оказалось тоже одним из признаков возвращающейся нормальной жизни – их не видели с начала войны. Но был в данном действии и практический смысл.
Дело в том, что желудки немцев от усиленного пайка не выдерживали и многих пробила диарея. А шествие продолжалось долго – до 19 часов. Вот «поливалки» и убирали за ними нечистоты. Но и символический смысл тоже оказался большим – получалось, что смывали всю грязь, которую неизбежно нес с собой фашизм.