В новом московском театре «Пространство ВНУТРИ»(улица Казакова, 8/3) показали премьеру спектакля Олега Богаева и Владимира Мирзоева «Я убил царя»

Пьеса, написанная по свидетельствам людей, живших в Екатеринбурге в 1918 году, во времена убийства царской семьи, рано или поздно должна была появиться. Ещё до недавнего времени свидетели эти были живы, как жив был Дом Ипатьева во времена моей учёбы в УрГУ. Мрачная слава шла об этом желтоватом особняке на углу улиц Карла Либкнехта и Клары Цеткин. «Здесь расстреляли царскую семью», — только и знали об этом студенты журфака. Позднее, когда я прочла историю Романовых в переложении Эдварда Радзинского, дома того в помине не было, его снёс в 1977 году первый секретарь Свердловского обкома КПСС Ельцин.

Спектакль «Я убил царя» по одноимённой пьесе Олега Богаева поставил Владимир Мирзоев. Ассистент режиссёра Олег Дуленин рассказал, что репетировали в разгар пандемии в зуме, потом за неделю свели спектакль на сцене бывшего Театра.doc на «Площадке 8/3». Олег Богаев десять лет собирал материал для пьесы, изучал стенограммы допросов следователя Николая Соколова, которому было доверено расследование дела о расстреле царской семьи.

На вопросы следователя-невидимки по очереди отвечают персонажи, сидя на стуле в полупустом подвале. Из декораций – вытянутый стол, стулья да  шляпные болванки, символизирующие головы убиенных. Персонажей – 15, актёров – семь, не считая гитариста (Владимир Архипов) с певицей (Ирина Рындина), так что у каждого по нескольку ролей. Почти все в нижнем белье, напоминающем исподнее (художник Алиса Меликова).

В действие вводят стремительно – только что мойщица полов (Юлия Салмина) рассказывала, как тяжело было отмывать густую липкую кровь, въевшуюся в некрашеные половицы, и она же – в роли Дамы подробно знакомила с тем, каким царским добром, включая шелковые панталоны, торговали предприимчивые екатеринбуржцы на рынке, как шофёр (Александр Доронин) уже признаётся, что сделал два рейса — один с трупами до Поросёнкова, где, время спустя, видел, как «эти головы на пенёчке ровно стоят», а второй — до аптеки, за кислотой.

Персонажи Сергея Беляева тоже потрудились на славу: Маляр инициативно закрасил окна, чтобы «Романовы жили как рыбы — не видели ничего», вот с электричеством вышел облом – он всё отрезал, как требовали, а «царь этот бывший ночью сам всё починил, сидит, ухмыляется, курит»; кто знатно чекистам послужил, так это Стрелочник, бывший рубщик мяса на рынке, – «руки-то помнят…», вот только всё удивлялся, что это за сорт свиней такой, «очень похожий на людей».

И все православные: кто за пачку батумского чая работал, кто за ношеные хромовые сапоги царя, кто за муку с мышиными отметинами. Одному Маляру повезло: охранник, разозлившийся на царя – умельца-электрика, выхватил у него портсигар с гравировкой и вручил тому со словами – «Бывший царь тебе дарит». А Николай Александрович ещё и поддакнул: «Конечно, дарю, не сомневайся». Вот и любуется теперь на гравировку — «Его Императорскому Величеству от солдат 26 пехотного полка».

В какой-то момент зрителю от этих «разделок» может стать нехорошо, а фантасмагория продолжается. «Запах крови и Ада», который преследует Ипатьевых (Олег Дуленин и Юлия Салмина), вернувшихся в свой дом после расстрела, переполняет сцену, но ни эти интеллигентные люди, ни Офицер(!) – Александр Доронин, ни, тем более, Аптекарь (Дмитрий Асташевич) – с его монологом о человеческом непотребстве ни на минуту не задумаются всерьёз о спасении Государя. Одни подсчитывают убытки, другой отмахивается от «проигравшего» битву за трон, а третьему — всё трын-трава. Ни у кого из них ни жалости, ни сочувствия к пленникам: «Моя хата с краю, ничего не знаю», «Своя рубашка ближе к телу», «Наше дело – сторона».  

В трёх ипостасях – официантки-воровки, ловко подделывавшей царские вензеля на тряпках старьёвщика, пуделя Джоя, принадлежавшего наследнику, и журналистки из «Уральского рабочего», воплотившей мечту добрых людей о спасении Романовых, явится актриса Елена Коренева. Венценосное семейство улетит на белом шаре, который сторожа примут за Луну, сиявшую в ту ночь на небе. Но перед этим в рассказе пуделя Джоя, которого отдали злобному алкашу, Романовых унесут 19 царей на имперских орлах, и «маленький человек с рыжей бородкой», в «костюме из червей», ничего не сможет сделать.

Два параноических предфинальных монолога – Коменданта, читай, Янкеля Юровского (Олег Дуленин), приводившего в исполнение Постановление исполкома Уральского облсовета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, и Комиссара Ермакова (Александр Доронин), первейшего участника, трудно вынести, потому что невозможно осознать, что эти двое, как и ты, имеют отношение к тому же роду, называемому «человеческим». Комендант пишет письмо праправнучке в будущее, с ликованием сообщая, что это он подарил потомкам «бесценный подарок царской смерти».

«Я убил царя, — восклицает он, — и у меня руки дрожат от восторга, и так кружится голова, что хочется парить над землей точно птица».

Пытаясь адекватно оценить этот бред «неземного гения», понимаешь, что, как знать, возможно он не так уж далёк от истины в своем воинствующем цинизме, когда накидывает ещё сто лет до момента полной его славы, когда его именем «назовут континенты». А что далеко ходить — станция Войковская до сих пор существует. А, стало быть, и «талисман» — безголовый оловянный солдатик цесаревича Алексея где-то есть.

Комиссар Ермаков, который «палил в головы Романовых, как в консервные банки», вступает в дуэль с Комендантом, сообщая потомкам, что это он, русский мужик, в одиночку, «Романовых кончил», а «приезжие хари с мандатами — Янкели, Исайи, примазались к славе», как и всякие Гимназистки (Мария Карлсон). Сообщает, что тела потомки никогда не найдут, а если и найдут, захоронят и объявят святыми других: «Потому что с их телами мы сотворили такое, о чём даже мёртвый не могу говорить».

Не знаю, кто там смеялся, как пишут коллеги, на этом спектакле, но у нас монолог мертвеца, пожаловавшегося, что ему мавзолей не построили, прозвучал в звенящей тишине.

Страшных финалов в театре много, но этот сравнить не с чем. На прощание с нами говорить начинает Череп №4, и все понимают, что это монолог Николая II (Олег Дуленин), который пишет письмо маменьке, радостно возвещая, что их освободили «благодаря приезду консула от брата Георга в сопровождении двадцати морских английских офицеров». 78 страшных дней, когда он каждый день корил себя, глядя на унижения детей, позади, все счастливы… На что маменька, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна сообщает, что их всех убили… И слуг, и доктора, и Алекс, и девочек. И его, Ники, тоже убили. «Мама, разве возможно такое?» — задает царь вопрос нормального человека. — «Это неправда… наши люди не способны на это!» «А Алексей???» – спрашивает с надеждой. И через паузы обращается ко всем нам: «Но… за что?!… Просто так… Разве такое возможно?..». Заглушают монолог выстрелы.

Олег Дуленин рассказал, что на репетициях, конечно, обсуждали проблему покаяния русского народа, допустившего убийство Николая II, и сошлись на том, что будут считать спектакль попыткой покаяться в страшном грехе, в отличие от властей, всё ещё не сделавших это.

«Очевидно, что пока не произойдет это покаяние, в России мира не будет», — именно так ответила мне кандидат философских наук, вузовский преподаватель, когда этот вопрос задала и ей.

«Как представляете покаяние?» — спросила Олега.

«Да как угодно, — ответил он, — главное, чтобы произошло. Как человек верующий могу сказать, что души Романовых нас поддерживают, свой спектакль мы могли и не выпустить, всё было на грани, и решилось в последний момент, когда уже ничего не ждали. Бывая в храме, особенно остро чувствую, как важен финальный монолог Николая II, обозначенного в пьесе Богаева как Череп №4, так идентифицировали его исследователи убийства царской семьи. Молюсь, прошу помощи и поддержки, и получаю её».

Когда я спросила педагога, как представляет себе покаяние русского народа, она привела в пример немцев, которые после поражения Германии во Второй мировой войне активно каялись за то, что допустили шествие нацистов по миру.

«Они приводили детей на экскурсии в концлагеря, — сказала она, — и показывали им печи, в которых жгли людей, и это не могло не породить чувства коллективной вины, стыда за содеянные нацистской Германией преступления».

И нам есть в чём проявить себя. Прежде всего необходимо открыть архивы и рассказать миру правду об убийстве царской семьи в 1918 году в Екатеринбурге. В конце концов, пора и самим узнать, кто отдал (или не отдал) этот изуверский приказ – стрелять без суда и следствия в Помазанника Божьего и его семью, состоящую, в основном, из женщин. А сохранение Мемориала, на который посягнули из страха перед открывшейся правдой, разве не касается коллективной вины россиян, в большинстве своём, русских людей?! Надо ли ждать ещё сто лет?! Эти вопросы должен задать себе каждый и вспомнить о том, что на нас, живущих в начале XXI века, жизнь не заканчивается.

Нина Катаева

Фото Сергея Милицкого