Современный мир — и интернет как его важная составляющая — это постоянно меняющийся глобальный «форум», который заполнен множеством различных типов сообществ. Эти сообщества часто позволяют людям выражать себя таким образом, который освобождает их от того, что они считают общественными «нормами». В последние годы, с невероятной популярностью ютьюберов и тиктокеров, некоторые члены этих сообществ широко демонстрируют свои субкультуры. Одной из таких субкультур являются квадроберы. Кто это, стоит ли родителям паниковать, если ребёнок объявил себя кошкой, к чему всё это может привести и откуда, что называется, ноги растут?
На все эти и многие другие вопросы нам ответил Крашенинников Евгений Евгеньевич, кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии образования и педагогики факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова, старший научный сотрудник лаборатории психологии детства и цифровой социализации Федерального научного центра психологических и междисциплинарных исследований, отец пятерых детей.
В современном мире появилось слишком много различных субкультур. Квадроберы — одни из них. Кто же это такие?
Я бы хотел сначала сделать шаг назад. Когда мы говорим о «современных проблемах», то невольно возникает ощущение, что причины их возникновения коренятся именно в условиях современного мира. А это означает, что нужно будто бы менять именно эти условия, возвращаясь к каким-то прежним формам жизни. Но чаще всего современными в проблемах являются только их формы, а причины вполне себе вечные. Только сейчас они проявляются у детей в одном виде, а раньше по-другому. Отсюда два вывода. Первый: чтобы решить проблему, надо не с внешними её проявлениями бороться, а понять, чего же не хватает ребёнку. Второй: взрослые в большинстве своём прошли через подобные ситуации, у них в жизни были такие же «странности» поведения, которые они сейчас воспринимают как вполне нормальные (ведь выросли же нормальными людьми), а ведь бабушки и дедушки считали всё это неприемлемым и выходящим за всякие рамки здравого смыла и здоровой психики.
Теперь вернёмся к квадроберам.
Как только мы видим новое иностранное слово, описывающее непривычную форму поведения, да ещё и с подозрением на патологию или нарушение юридических норм (абьюз, харрасмент, буллинг, газлайтинг и т.п.), мы должны понимать, что эти слова чаще всего обозначают не нечто очень конкретное и легко опознаваемое, но спектр очень разных поведенческих проявлений, часть из которых относятся к вполне здоровым формам жизни, часть — к пограничным, когда нужно задуматься и напрячься, и только часть — к явной патологии. Такие термины с расширительным толкованием используются для манипуляции другими людьми, которых всегда можно обвинить в ужасных преступлениях; и от таких обвинений трудно отбиться, потому что окружающие знают, что, в принципе, с них могут начинаться и действительно страшные вещи. Думаю, у многих на слуху судебное разбирательство с профессором консерватории, преподававшем в музыкальной школе, который при обучении игре на фортепиано брал своих маленьких учеников и учениц за руки и поправлял осанку, прикасаясь к спине, вследствие чего был обвинён в педофилии. Значит ли это, что такие формы взаимодействия не могут быть тонкими педофильскими соблазнениями? Могут, конечно. Но они могут быть и вполне человеческими способами общения.
Так и с квадроберами. В широком смысле слова, под этим подразумевается любые анималистические действия: когда человек начинает в поведении подражать животному. Разумеется, сюда не относятся театрализованные действия; это и не про дошкольную игру; и разовые похрюкивания для смеха тоже не про это. Важно, что человек говорит, что он на самом деле является животным; важно, что это говорит не маленький ребёнок, а человек с достаточной степенью развития сознания; и важно, что человек начинает менять своё поведение.
Квадроберами изначально называли тех, кто пробовал использовать формы передвижения, свойственные животным; например, бегать на скорости на четвереньках. И это может быть как патологией, так и просто новым видом спорта; а что: прыгать с шестом более естественно?
Квадроберами называют девочек и мальчиков, которые надевают шапочки с кошачьими ушками и пририсовывают себе на лице черты этих зверьков. Но разве помада на лице, серьги или модные в 18-м веке «мушки» не меняют внешность?
Квадроберами называют себя и надоевшие быть людьми и решившие перейти в иной биологический статус. А отшельники, уходившие в лес и ведущие образ жизни, мало отличимый от животных, действительно ли были ненормальными?
Поэтому, чтобы разобраться в проблеме, надо очень чётко отличить, о каких именно поведенческих проявлениях идёт речь.
Помимо квадроберов есть фурри и териантропы. Если фурри просто изготавливают костюмы животных или рисуют их (не отождествляя себя с животными), то териантропы индетинтифицируют себя с животными. В чем вообще опасность таких увлечений? И для какого в среднем возраста подростков характерны такие увлечения?
Вот у нас и появились новые термины, и это хорошо. Обилие терминов не затуманивает сознание, как опасаются многие, а как раз разграничивает явления, внешне похожие, но реально очень разные.
Патологичны ли фурри и териантропы? На первый взгляд фурри вполне безобидны: многие дети любят рисовать; это привычное и обыденное поведение. А вот териантропы делают нечто непривычное: лают вместо человеческой речи, передвигаются по-обезьяньи и т.п. Но тут мы должны вспомнить, что же такое психологическая патология.
Патологическое поведение отличают два свойства, сочетание которых и определяет глубину патологии. Первое: несоответствие поведения реальности; второе: отсутствие осознания этой реальности.
Возможны четыре сочетания этих параметров.
1) Небольшое несоответствие реальности и осознание этого несоответствия: человек часто кричит и будоражится по пустякам и понимает, что это всё яйца выеденного не стоит.
2) Небольшое несоответствие реальности и отсутствие осознания этого несоответствия: человек думает, что он умный и разбирается в истории или биологии, и регулярно учит других, но при этом интеллект его не силён и знания поверхностны.
3) Большое несоответствие реальности и осознание этого несоответствия: человек ведёт себя в сексуальной жизни, как представитель другого пола, но хорошо понимает, к какому полу реально принадлежит.
4) Большое несоответствие реальности и отсутствие осознания этого несоответствия: человек ведёт себя как Наполеон, как властелин мира, и реально так и думает, что он — Наполеон, властелин мира.
При этом чем сильнее патология, тем больше нарушается выполнение обычных жизненных задач. Наш первый крикливый персонаж продолжает ходить на работу, водить внуков в детский сад и выращивать бобы на даче; «Наполеон» же занят решением мировых проблем, и ему не до мытья посуды и таких мелочей, как зарабатывание денег себе на пропитание.
А теперь рассмотрим фурри и териантропов. Если «фурри» рисует животных, потому что любит их рисовать; эти картинки нравятся одноклассникам и для них устраивается выставка в школе; а ещё и некоторые из них продаются в интернете, то перед нами никакой не фурри, а обычный ребёнок. Если же он рисует их непрерывно, забывая есть по двое суток; перестаёт ходить в школу, общаться с людьми, то речь уже о том, что для такого поведения можно использовать новый термин — и пусть им будет фурри.
Если подросток делает дома берлогу из подручных средств, питается только мёдом и сырой рыбой, издаёт рыкающие звуки, перестаёт ходить в школу и общаться с людьми, то ситуация опасна. Если подростки собираются после школы, наряжаются в подобия медвежьих шкур, рычат друг на друга, а утром идут опять в школу (пусть даже и не сделав уроки — как и многие их одноклассники, которые вечером вели вполне человеческий образ жизни, сидя у телевизора и гогоча под просмотр сто семьдесят девятой серии «Бесстыжих»), то задуматься мы можем, но звонить в скорую психиатрическую помощь ещё рано. Тем более если речь о подростках.
Подростковый возраст — возраст проб. Человек ещё не знает кто он и какой он; он пробует себя в разных социальных ролях. И эти пробы могут выходить в том числе и за привычные нам рамки. Но ведь они живут уже немного в будущем, в отличие от родителей, которые живут чуть больше в прошлом. И эти пробы непривычного могут оказаться самым обыденным через несколько лет. Ведь те, кто придумывали интернет, гугл и википедию, в большинстве своём не были золотыми медалистами из серии «хочу всё знать»; часто это были те, кто отрешался от окружающего круга и проводил всё время в общении с железяками и странными наборами символов. А сейчас их последователи носят благородное имя «программист».
Поэтому не будем торопиться сразу осуждать подростковые увлечения.
Вообще, желание перестать быть «человеком» у подростков о чем может говорить? Есть ли ситуации, когда это нормально, а когда стоит бить тревогу? Например, после известного скандала с российской певицей, которая прилюдно «унизила» ребёнка-квадробера, многие посчитали своим долгом выложить в сеть фотографии 90-х годов, когда в тех же дестких садах, на различных огоньках, дети все сплошь и рядом были одеты в различные костюмы животных. При всём при том, что певица ясно дала понять, что, например, «пить из лужи» или «кусаться» — это уже запредельная ситуация.
Опять мы возвращаемся к понятиям нормы и патологии. Если ребёнок, говоря, что он капибара, выпьет воду из грязной лужи — это плохо. Но это ещё не патология. Это всего лишь дурь. А вот если он выпьет грязи, потом отсидит свои пару дней в весёлом отхожем месте, страдая и мучаясь животом, а потом всё равно пойдёт и опять будет пить из лужи, потому что он капибара, и его капибаричья душа не принимает тефтели и трюфеля — это уже патология.
Если ребёнок кусает других, то это плохо. Но это ещё не патология: то есть с этим не надо сразу бежать к психиатру. Даже к психологу идти ещё не обязательно, потому что, возможно, проблема не у него, а у родителей, которым нет дела до его воспитания; и работать надо с семьей. А вот если он кусается, объясняя свою агрессивность тем, что он шакал, и повторяет из раза в раз, изо дня в день, то, конечно, мы имеем дело не просто с нарушением социальных норм, а с реальной психологической (или психиатрической) проблемой.
Итак, мы смотрим на регулярность странного поведения, на нарушение традиционных социальных взаимосвязей, на глубину таких нарушений и на то, действительно ли ребёнок не понимает, кто он на самом деле. Последнее проверить легко: исподволь поставьте, когда он гавкает, его любимый мультфильм; между делом, когда он грызёт вешалку, пронесите мимо его любимый тортик. Если он забросит свои предыдущие занятия и потянется за вами, значит, он, как минимум, осознаёт, что он человек.
Вообще, такие увлечения — они во всех случаях проходят? Но наверняка не во всех случаях они проходят бесследно?
Знаете, цивилизация, которая прошла через покемонов, телепузиков и тамагочи, достаточно устойчива.
Сейчас все боятся, что дети, часами сидящие в онлайн-играх, массово сойдут с ума. А раньше боялись социальных сетей, а до того плейстешена, а ранее — ролевых игр в хоббитов, а до того — залипания в наушниках на рок-группах или зависания с гитарами в гараже, а ещё был футбол, ради которого Костя Шишкин и Витя Малеев забывали обо всём…
И где сейчас Костя, Витя, Галадриэль, Элронд, Блэкмор и остальные? Они работают в банках, автопарках, университетах, на бензозаправках, в магазинах и офисах; ездят отдыхать в Дубай и на Байкал; построили дачи, купили автомобили; у них дети — мальчики и девочки, которые рисуют себе на лице мордочки капибар и мяукают при встрече друг с другом.
Или сидят на обшарпанной кухне с подгнившими обоями, жалуются на жизнь и пьют дешёвый портвейн.
Но точно не переполняют массово Канатчикову дачу в Москве, 23-й километр в Магадане, «на первом до конечной» в Рязани и другие дома для умалишённых. Конечно, и в сумасшедшем доме сейчас к Наполеонам добавляются и иные, более актуальные персонажи. Но их число не превышает проверенные историей доли процента.
Самоопределение — непростая тема для современного подростка, который много времени проводит в гаджетах, играет в компьютерные игры, где он может быть любым «героем»; современные подростки могут быть либо полностью предоставлены сами себе — родители слишком много времени работают, либо, наоборот, их время расписано по минутам — родители слишком боятся, что ребенок встанет не на ту дорогу. Можно ли сказать, что в таких ситуациях, любовь подростка к каким-то субкультурам — это бунт, желание сепарироваться от «не своей жизни» (например, ребенку интересны рисование и балет, а родители «впихивают» в него секции бокса, математики и сложных иностранных языков) или попросту отделиться от родителей и не иметь с ними ничего общего?
Жизнь подростка — всегда бунт. Вне зависимости от эпох и культур. И родители, конечно, этому бунту способствуют, стараясь загнать подростка в привычные им рамки, которые часто представляют собой давно отжившие системы правил и понятий.
При этом, наблюдая за подростком, образ жизни которого иной, а значит, сулящий неведомые опасности, задумаемся не только о предполагаемых минусах, но и о возможных плюсах.
Вот вы упомянули про компьютер. Обсуждать активность ребёнка в компьютерной игре интересно; но тут же вопрос в том, а станет ли компьютерный герой героем в обычной жизни, как персонажи фильма «Марс атакует», напрямую применившие навыки изничтожения компьютерных монстров в борьбе с инопланетянами. Но ведь компьютер (игры, сети) сыграл и другую роль: он вытащил детей из подъездов и дворов, где только в розовых воспоминаниях бабушек дети играли в салочки, пересказывали друг другу стихи Барто и мастерили кормушки для трясогузок. В реальности для большинства это был жёсткий опыт алкогольно-криминального познания мира. А сидящий у компьютера, как минимум, уже больше защищён от распивания бормотухи в подъезде и травли пацанами в проходном дворе. Но при этом, понятно, возникают уже новые опасности — изоляции от мира, ограничение живого общения, попадание в компьютерные манипулятивные сообщества.
А бытие квадробером как раз вырывает из виртуального мира в мир собственных реальных действий. При этом квадроберничанье минимизирует опасности ролевых игр, которые были основным явлением 90-х в нашей стране, когда тысячи молодых людей собирались на несколько дней в каком-нибудь приволжском лесу и отыгрывали сюжеты «Сильмариллиона», являя удивительные способности к соорганизации при минимуме средств связи и отсутствии финансовой и, разумеется, административной поддержки. В ролевых играх было сюжетное богатство, проработанность игрового мира, разнообразие сфер приложения творческих сил (одежда, оружие, украшения – всё создавалось своими руками). У квадробера таких возможностей принципиально меньше: разрисовался, похрюкал, окопался — а дальше-то что? Именно поэтому такая игра в большинстве случаев быстрее надоест. Кроме того, ты должен вести жизнь в непривычных формах (например, ходить на четвереньках). Это просто неудобно. Да и, если ты эльф, ты привлекательнее для окружающих; а если крот — то только для крота.
И у квадроберства есть ещё один смутный, но реальны плюс: если ребёнок воспринимает это серьёзно, то он должен немножко изучить повадки животного и его образ жизни, то есть погрузиться в изучение биологии, а, кроме того, овладеть азами актёрского мастерства, чтобы походка павиана не напоминала ковыляние нетрезвого соседа по лестничной клетке.
Если вдруг однажды ребёнок сообщает родителю, что теперь он — бурый медведь (или любое другое животное), ребёнок начинает рычать, есть с земли — в общем, старается себя вести, как этот самый медведь (или как любое другое животное) — что делать?
Ну, порычите вместе с ним! Начните строить его берлогу. Как только дети увидят, что родители тоже принимают условия игры, у большинства пропадёт охота тратить на неё время.
Можно ли с уверенностью сказать, что подросток, — а не дети 5-6 лет в костюмах животных на фотографиях из детских садов — который вдруг объявил себя котом, — это ребёнок с детскими психологическими травмами?
Можно. Но не потому, что он объявил себя котом. А потому что детские психологические травмы есть у всех, даже если мы объявляем себя высокоразвитыми людьми. Но это не очень важно. Если у человека есть проблема, то поздно обсуждать, что было у него в детстве — надо искать, чего ему не хватает сейчас.
Мы, родители, не можем отгородить своих детей от современного непростого мира: многие дети стали слишком жестоки, многие родители ничего не вкладывают в сознание своих детей — понятия дружбы, помощи и доброты стали слишком размыты — раньше всё-таки такого не было. Было непросто (если вспомнить те же 90-е), но понятия уважения ко взрослым, как и многие их перечисленных выше, были у большинства, а сейчас — у меньшинства. Что можно или нужно делать, чтобы постараться ребенка заранее «отгородить» от тех, кто может ощутить вдруг себя собакой, как себя вести, чтобы у ребенка не возникло желания примкнуть к какому-то очередному «течению»? Просто, что называется, разговаривать, быть заинтересованным в жизни ребёнка, спрашивать, как дела/что беспокоит/как день прошёл?
В данном случае, я бы с вами не согласился. Как я уже говорил, опасно приписывать проблемы изменению внешних условий. И раньше, и сейчас, понятия дружбы, помощи и доброты существуют; как раньше, так и сейчас они не очень популярны. Раньше об этом много говорили на классных часах (вызывая массовое отторжение у школьников, вынужденных часами выслушивать банальные нравоучения). А потом подросток выходил в реальную жизнь, переполненную травлей слабых, отбиранием мелочи у младших перед кинотеатром, ранним пьянством и сексуальной жизнью, жестокими драками между представителями любого пола и т.п. И к взрослым было не уважение, а послушание – и оно тут же заканчивалось, как только появлялась возможность. И в 70-е, и в 80-е, и в 90-е. И, конечно, нынешняя жизнь мягче.
И поэтому, если мы хотим обезопасить ребёнка, нужно понять, чего же ему не хватает. И это проблемы, перетекающие из поколения в поколения. И в каждом поколении, есть те, кто их решили, а есть множество людей, которые в них жили и живут, создавая иллюзию, что раз проблема вечная, то она нерешаемая.
Проблема первая: детям нечего делать. При всём обилии кружков и секций, у детей нет настоящего, интересного им дела. Такого, например, какое мог предложить Владислав Крапивин в своей «Каравелле», где дети строили настоящие корабли и ходили в реальные походы, с опасностями и романтикой, с дисциплиной и ответственностью. При этом не обязательно искать интересное в отрогах гор и на речных порогах. Важно сформировать у ребёнка интерес к многообразию культуры, к разнообразию окружающего мира.
Но если родители сидят дома в выходные и слушают песни своей юности и те, что сейчас играют по радио, книг не читают практически никаких и рассказывают про то, что пейзаж за окном дачи — самый красивый на свете, то ребёнку ничего не остаётся как начать подкармливать тамагочи, отстреливать в компьютере монстров или превратиться в жирафа. И школа тоже не решает этой проблемы, так как за постижение мира ставит отметки; а вы бы хотели поехать в другую страну путешествовать, если бы знали, что за каждое действе вам будут ставить «пять» или «два»? Поэтому надо всячески расширять детский опыт, поощрять любые пробы, быть открытым к непонятному, к другим культурам, оставлять привычное и приятное; путешествуя, отправляться в необычные места — и это не магазины.
Ребёнок должен жить в квартире, которая открывает его окружающему миру; где есть камни, подобранные на берегу Мёртвого моря (и они не пылятся в коробочке в шкафчике); где магнитики на холодильнике рассматриваются и вспоминаются; где смотрят британское кино 50-х годов (потому что было же в Британии кино, и наверняка же классное); где на кухне разговаривают не только о сиюминутном.
Проблема вторая: у детей нет ценностей, ради которых хочется оставаться в реальности. Столетие в нашей стране разрушался институт семьи. У кого сейчас есть родовое гнездо: место, в котором накапливается материальная культура нескольких поколений; где встречаются четвероюродные братья в гостях у прабабушки? Какая самая старая вещь в вашей квартире, хранимая с любовью? Висят ли на стене портреты предков или только старое чёрно-белое помятое фото стоит в серванте за салатницей? А родители: как они проявляют в своей жизни вот ту самую дружбу, помощь и доброту? Что доброго делают тому, кто им точно ничего в ответ не сделает? При этом помогают реальному ближнему, а не псевдонищему в метро, доход которого неизмеримо больше, или переводят деньги в интернет-жуликофонд, потому что прочитали душещипательную трогательную историю о неизвестном придуманном тяжелобольном. Те, кому нужна помощь, рядом; добры ли мы к ним?
И третья проблема: у детей нет активной позиции. Нет даже места, где её можно проявить. Попытки школьного самуправления, где пообсуждали, а потом сделали так, как изначально хотели педагоги? Какая дома есть сфера быта, в которой ребенок — хозяин? То есть он знает, что если он сказал, что будет так, то взрослые согласятся, даже если им это не нравится? Это очень важно: взрослый не обязан хвалить каждый вариант прически подростка и каждый постер с убогим попсомузыкантом на стене; но ребенок должен знать, что плакат со стены никто не сорвет, а про прическу не будет оскорбительных и унизительных высказываний.
Если у ребенка будет семья, объединённая здравыми ценностями; если будут дела, в которых можно искать и проявлять себя; если будет поддержка окружающих как самостоятельного и инициативного человека, то странно залезать в дупло и оттуда кукарекать.
А как тогда не перегнуть палку, «встревая» в жизнь своего подростка с надоедливыми (для подростка) вопросами о его жизни?
А это главный вопрос. Ребенка можно спрашивать обо всем; и советы можно давать любые; и, мало того, можно говорить, что музыка, которую он слушает, так себе, а фильм «Барби» не вершина кинематографического искусства. Но для этого нужно главное: доверие. А оно не возникает само собой. Оно начинается в младенчестве, когда мать кормит или перепеленывает не потому, что сейчас вспомнила или не вспомнила, а потому что знает, когда кормить — и никакой телефонный звонок ее не отвлечет. Оно продолжает укрепляться в детстве, когда ребенок знает, что если есть какая-то норма, то она, во-первых, не случайна, а обоснована, во-вторых, она будет выполнена, и, в-третьих, она всегда может быть изменена, если возникнут действительно важные обстоятельства. Оно развивается в начальной школе — в возрасте, когда родители и приходящие в дом взрослые друзья разговаривают о серьёзных вещах, делятся воспоминаниями о былых проблемах и переживаниях, привлекают ребенка к планированию важных дел (отпуска, ремонта), выслушивая его детские доводы и внятно объясняя свои основания. Оно укрепляется в подростковом возрасте, когда родители интересуются жизнью друзей, которых дети приводят в дом, и любят незнакомых мальчика и девочку, которые не соответствуют никаким их ожиданиям, но которых привели в дом их девочка и мальчик.
Тогда никакие вопросы о жизни не смогут надоесть, так как каждый любит рассказывать о своей жизни и ценит, когда ею интересуются.
