Андрей Новиков-Ланской – поэт, прозаик, литературовед. Директор Русского ПЕН-центра. Действительный член Королевского общества искусств (Великобритания) рассказал «МТ» о месте классической и современной литературы в нашей жизни, о настоящем и будущем русских писателей.
Аурен Хабичев — Андрей Анатольевич, как вы понимаете фразу «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»? Это, как вы догадались, из «Анны Карениной».
Андрей Новиков:Ланской — Здесь, в общем-то, нечего понимать: Толстому нужно было эффектное начало романа. Я бы не искал тут великой истины, этот афоризм можно перевернуть, и для романа ничего не изменится. Писателям вообще свойственно делать безответственные заявления, ради красного словца. «Красота спасет мир», «В человеке все должно быть прекрасно…», «Никогда не разговаривайте с неизвестными» и т.д. Обычно за этим нет большой идеи, а фраза важна только в конкретном контексте.
А.Х — И все же, можно ли с уверенностью утверждать, что Толстой был гением, Достоевский – лучшим исследователем человеческих душ, Пушкин – душой русской поэзии и так далее?
А.Н-Л — Лев Толстой, несомненно, гений. Кто-то из западных классиков сказал, что если б природа могла писать, она писала бы, как Толстой. Это сущая правда – мне трудно представить такую же мощную и естественную языковую стихию, какая есть у него. Это великий художник и куда менее интересный мыслитель. Достоевский, наоборот, гениальный мыслитель и более скромный художник. Все же в искусстве словесности главное – работа с языком. Образы, идеи, пророчества – все это хорошо, но вторично. Первичен стиль, высвобождение энергий языка. И в этом смысле Достоевский очевидно уступает Толстому, хотя и у него есть невероятные прорывы. Что касается «души русской поэзии», то это, наверное, больше про Есенина. Пушкин – холодный классицист и строгий аристократ, в нем не так много душевности и сентиментальности. Скорее это высокий творческий интеллект русской поэзии.
А.Х — Изменились ли оценки и отношение потомков к великим русским писателям?
А.Н-Л — Я думаю, в большинстве своем россияне верят тому, чему их учили в школе. Литературный канон, каким он сложился к концу XX века, в массовом сознании, похоже, незыблем. Если же говорить о профессиональных читателях, то единых оценок никогда и не было. Даже такие сверхклассики, как Пушкин и Толстой, далеко не всеми признавались и признаются. Общаясь с писателями или филологами, запросто можно услышать: «Пушкин – никто в сравнении с Державиным» или «У нас один великий прозаик – Гоголь, остальные далеко позади». И в этом нет позы или эпатажа, люди действительно так полагают.
А.Х — Недавно где-то читал, что роль многих писателей, в том числе Эрнеста Хемингуэя, сильно переоценена в истории литературы. А можете назвать таких писателей из русской литературы?
А.Н-Л — Я, например, не понимаю восторгов Набокова по поводу Андрея Белого. Да и восторгов по поводу самого Владимира Набокова тоже не разделяю. Мне кажется переоцененной советская классика – Горький, Шолохов, Твардовский, большая часть «деревенщиков». С другой стороны, мне не нравится либеральный культ Варлама Шаламова. Достойные писатели, но не самого первого ряда. Можете считать это моей маленькой личной идиосинкразией.
А.Х — А гениальность в принципе существует? Или это труд, помноженный на обыкновенный случай и успех? Думаю, если бы Лоза был современником великих русских писателей, то он все расставил бы по местам. И правда, иногда читаешь признанного всеми гения, чуть ли не мессию (не буду называть имен) и думаешь, а как так вышло, что тексты этого человека вошли в историю, стали для многих чуть ли не личной Библией…
А.Н-Л — Я бы различал понятия гения и гениального текста. Гений – это особый тип личности, очень странный, необычный человек, полусумасшедший. Как Хлебников, например, или Маяковский, или Хармс. Они производят впечатление одним своим видом. При этом гениальных произведений там почти нет. А может быть так, что человек – совсем нормальный, здоровый, обычный сосед по даче, обыватель. Как Афанасий Фет или Николай Заболоцкий – авторы многих гениальных стихотворений. Гениальность – это, конечно, дар Божий. Он может проявиться в результате долгой профессиональной работы – как у Булгакова, а может прийти без всякой подготовки – как в случае с Лермонтовым.
А.Х — Думаю, русская литература никогда не была столь независима и неконъюнктурна, как сейчас. Талантливый или просто продуктивный автор запросто может найти свою аудиторию через соцсети и даже зарабатывать на этом деньги. Если ты уж совсем никак не интересен, аудиторию можно купить, а там уже все зависит от того, насколько ты хороший пиарщик. Я так понимаю, что в эпоху Толстого и Чехова были те же методы, только технические приемы другие?
А.Н-Л — Пожалуй, не соглашусь. Современные писатели предельно несвободны – от своей аудитории, от законов книжного рынка, от принятых норм морали, от модных поветрий и литературных тенденций. Даже писатели-бунтари, которые с этим всем сознательно борются, на самом деле находятся от этого в зависимости. Другое дело, что в подлинном авторе всегда живет внутренняя свобода творчества, и даже будучи внешне зависимым, он все равно найдет способ дать выговориться этой свободе. Ну а то, что у писателя есть понятные способы своего продвижения – да, несомненно. Всегда так было: правильная женитьба, меценаты, обслуживание власти, участие в тусовке, профсоюзы и т.д. В условиях рынка в его распоряжении весь набор маркетинговых инструментов.
А.Х — Какую оценку дадут потомки нынешней литературе? Кажется, она не очень глубока. Сейчас в моде искренность, которая упрощает смысл текста. Сложно спрогнозировать, что именно будет в тренде в 2050 году, но, Юваль Ной Харари, пишет, что это будет эпоха духовных поисков. Получается, что люди вернутся к Достоевскому и Толстому?
А.Н-Л — Высокая литература фактически ушла с авансцены культуры. Сегодня это весьма маргинальное явление, а будет еще скромнее. Кстати говоря, это ее естественное состояние: только в XIX-XX веках литература что-то значила для большого числа людей, а до того она была уделом довольно небольших элитарных групп. Говорить о том, как будут воспринимать литературу через тридцать лет, мне трудно. Мы наблюдаем цивилизационный слом, который может похоронить под собой всю прежнюю культуру. Какой уж там Толстой с духовными поисками, если повседневной реальностью станет клонирование людей, включая умерших, и искусственный интеллект? Но, вообще говоря, современную тебе литературу обычно считаешь слабее предшествующей. Так было во все времена. Пушкин при жизни считался автором менее значительным, чем великие поэты XVIII века, которых мы сейчас и не вспомним. Два величайших прозаика XX века, Булгаков и Платонов, умерли, не подозревая о своем будущем статусе. Так что, я думаю, сегодня вполне могут работать авторы, которые будут считаться великими в будущем. В поэзии такие точно есть. Очень хочется назвать имена, но, увы, не могу – корпоративная этика не позволяет
