Фото: предоставлено пресс-службой театра им. Вахтангова
Кульминацией дня сбора труппы стал предпоказ второго акта премьерного «Пер Гюнта» Генрика Ибсена в постановке Юрия Бутусова. Норвежский драматург-новатор, основатель европейской «новой драмы», написал свою пьесу в 1867 году, когда в воздухе носились предвестники «революции человеческого духа», старый мир обещал вот-вот рухнуть, и такой герой, как Пер Гюнт, искатель истины и пути к самому себе настоящему, нарушитель законов, преступник, мечтатель, поэт, не мог не появиться на арене. Современники восприняли его настороженно, сам Андерсен назвал пьесу «бессмысленной» — яркий пример того, что гении пишут для будущих читателей. Сегодня Пер Гюнт, разрываемый противоречиями в его путешествиях по земному шару, где кем только не был, — работорговцем в США, дельцом в марокканских портах, странником Сахары, вождем бедуинов, пациентом сумасшедшего дома в Каире, — преступник, предатель и при этом великий гуманист, стоит в том же ряду, где Дон Кихот и Фауст.
Юрий Бутусов, для которого «Пер Гюнт» стал первой постановкой в качестве главного режиссера Театра им.Евг.Вахтангова, не мог пройти мимо этой «величайшей пьесы о милосердии», о постановке которой думал лет десять назад. На сцене, уставленной зеркалами, отражающими персонажей под разными углами, и просвечиваемой тревожными софитами(художники по свету Александр Сиваев и Александр Матвеев), застаем Пер Гюнта (Сергей Волков) и его альтер-эго Пер Гюнта-тролля (Павел Попов) в середине пути. Многое из его натуры уясняем в отношениях с матерью (Евгения Крегжде создает образ жесткой богемы, без сигареты не появляется) и с эпатажной Сольвейг (Яна Соболевская), которая прибегает к нему в хижину в черном парике, белом овчинном полушубке и лаковых ботильонах. А также с Анитрой (Аделина Гизатуллина) – антиподом Сольвейг.
Кроме основных персонажей, на сцене еще Музыкант (Юрий Цокуров) и невидимый оркестр (под руководством Александра Сазонова) — вместо сотни ибсеновских крестьян, троллей и всевозможных странников. Музыки Грига нет. Звучат зонги и песни на нескольких языках – «как продолжение текста, когда не хватает слов», по мысли режиссера. Возникают строки Арсения Тарковского. «Как сумасшедший с бритвою в руке» — это, конечно, про Пер Гюнта, хотя давно впаяно в контекст другого произведения. Сценография Максима Обрезкова и Александра Барменкова под стать стихам – лица героев оказываются то в кровавых потеках, то в седых глиняных наростах, буйствует северная метель – клубящийся страшный мир не дает им передышки. Не дает передохнуть он и зрителям – картина мира за стенами театра и состояния душ современников угадана точно.
«Мне этот парень невероятно симпатичен, — говорит Юрий Бутусов, — я чувствую его внутреннюю боль, поэтому в моем спектакле нет ответов, только вопросы. Спрашивают, почему два Пер Гюнта на сцене: наверное, потому, что человек не плоское существо, в нем намешано разное. Пер Гюнтов могло быть и больше: он многолик, он — большой человек. Именно поэтому мне необходимо было иметь двух персонажей, и связано это не с возрастом, а с разными свойствами человека. Может ли Пер Гюнт быть героем нашего времени – он должен им стать, потому что говорит важные вещи о религии, о политике, о смысле человеческого существования. Мы все хотим этого, просто спектакль еще не родился. …Почему мама такая – наверное, потому, что легко любить мягкое, теплое, пушистое, хотелось сделать так, чтобы любовь была чем-то большим, чем просто приятность. И почему Пер Гюнт так жесток с женщинами? Ибсен, как и Шекспир, вскрывает вещи, о которых мы не хотели бы говорить, но чему удивляться, мужчины часто делают женщин несчастными, как, собственно, и женщины мужчин, и рассказать об этом правдиво может только большой художник».
Евгения Крегжде добавила, что Пер Гюнт и его мать очень похожи. «Странно, если бы было иначе, — сказала актриса, — яблоко от яблони недалеко падает. Это цельные, творческие люди, неприспособленные к жизни. Самое главное в них — неординарность, они глубоко чувствуют поэзию и разделяют одни и те же идеи. Категоричны во многих вещах. Думаю, мать, как никто, видит дальнейший путь Пер Гюнта, понимает, как ему будет сложно, в кого он превратится, и испытывает огромную боль за сына. Не презрение, как кому-то кажется, а боль, обиду, что самое дорогое, связывающее ее с жизнью, ее плоть и кровь — такова».
В сцене смерти матери становится очевидным, как эти двое любят и ненавидят друг друга. Мать уходит, а они не понимают, как нужно проститься. Не умеют это делать, подобно обычным людям, не могут тепло и нежно сказать «до свидания» и расстаться. Они в конфликте, именно поэтому возникает сцена сожжения, которая нужна Пер Гюнту, чтобы все же проститься с матерью. Хотя бы в воспоминаниях, но в реальности этого не происходит».
На афише спектакля Пер Гюнт изображен с завязанными глазами и заклеенным ртом. «Нет свободы слова» — смеется режиссер. А Римас Туминас заметил на сборе труппы, что это все же лобовое решение и предложил художнику Максиму Обрезкову заменить плакат. Как будет – посмотрим, спектакль, действительно, только рождается.
Ева Скалецка
