Отзвуки одной экскурсии

По данным ЮНЕСКО, самым читаемым и более всех переводимым среди русскоязычных поэтов за рубежом считается Сергей Есенин(1895-1925)

Сергей Есенин

А по опросу ЛитРеса на самого любимого русского национального поэта накануне пушкинского дня рождения в этом году, Есенин, отодвинув кумира, занял первую строчку.

Вот так продолжается баттл, начатый им в мае 1924 года, когда к 125-летию Пушкина он написал:

Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.

Блондинистый, почти белесый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган.

3 октября Сергею Есенину исполнилось 126 лет.

 Экскурсоводы Московского государственного музея С.А.Есенина, возникшего к 100-летию поэта в 1995-ом, сообщают о статистике с гордостью.

Любопытно, что половина нашей группы экскурсантов о существовании этого музея не знала, в то время как место это, – дом новодел, восстановлен после пожара, — хранит память о юном Есенине, лишь начинавшем покорять Москву и литературный мир.

В этом доме купца Крылова по Большому Строченовскому переулку, 24, вблизи Серпуховской площади, было открыто нечто вроде гостиницы для работников его мясной лавки. Отец Есенина Александр Никитич, сделавший у купца неплохую карьеру – от «мальчика» до старшего приказчика, снимал здесь комнаты. Вот только к родителям его отпускали редко, в один из таких приездов в Константиново он и женился на Татьяне Фёдоровне. А в 1911-1918 годах, гласит мемориальная доска, здесь жил и работал поэт Сергей Александрович Есенин.

Через призму этого периода жизни экскурсовод Елизавета Терентьева образно рассказывает о том, что происходило с поэтом на протяжении таких коротких тридцати лет. Свой рассказ сопровождает чтением есенинских стихов и демонстрацией фотографий, большинство из которых сделаны в фотоателье Чижова на Серпуховской площади.

Напоминает, что родился Есенин в селе Константиново Рязанской губернии, в доме деда по отцу Никиты Осиповича, а раннее детство, поскольку родители были на заработках в разных городах, провел в семье деда и бабушки со стороны матери.

«Бабушка любила меня изо всей мочи, — вспоминал поэт, — нежности ее не было границ», и это она своими сказками, житиями святых и историями из жизни подвигла внука к раннему творчеству.

Там, где капустные грядки
Красной водой поливает восход,
Клененочек маленький матке
Зеленое вымя сосет

Написал 8-летний Сергей, «кленёночка» он присмотрел неподалёку от дома, где росли два клена. Литературоведы считают, что есенинское «Письмо матери» посвящено и бабушке Наталье Евтихиевне.

«Я люблю этот город вязевый…»

Окончив Константиновское земское училище и Учительскую школу в Спас-Клепиках, где организовал с друзьями первый литературный кружок, в 1911 году Сергей Есенин прибывает в Москву.

В экспозиции видим сундучок, в котором он хранил любимые книги и ранние рукописи, гармонику, принадлежавшую младшей сестре Шурочке. Экспонаты для экспозиции по инициативе нынешнего директора музея Светланы Шетраковой, научного сотрудника Есенинской группы Института мировой литературы Нины Солобай и племянницы поэта Светланы Есениной начали собирать в 1990 году: думка, расшитая матерью поэта, настенные часы отца, икона из Спас-Клепиковской школы, где учился Сергей, поднос из квартиры секретаря и друга Есенина Галины Бениславской. Фотографии, на которых Есенин снят с сестрами – Катей и Шурочкой, которую держит на руках, есть фото, где он с Катей на бульваре, и в руках у него тальянка.

В Москву Есенин влюбился сразу – «Я люблю этот город вязевый», и спустя годы, побывав с Айседорой Дункан, в столицах мира, писал друзьям: «Москва в голове, одна Москва, даже стыдно, что так по-чеховски».  Работать начал в мясной лавке у отца, но хватило его ненадолго, и он устроился в типографию Ивана Сытина. В гражданском браке с Анной Изрядновой, с которой вместе работали, в 1914 году у него рождается сын Юрий (в 1937-ом будет расстрелян по ложному доносу – прим.ред.) За время жизни с Анной Романовной Есениным было написано около 70 стихотворений, ставших русской классикой. 

В январе 1914 года Есенин начинает публиковать стихи в детском журнале «Мирок» — знаменитую «Берёзу», «Воробышков», «Порошу». Занимается самообразованием, поступает в Московский городской народный университет имени А.Л.Шанявского, где при приеме не требовали справку из полиции. Они с Изрядновой — под кличками «набор» и «доска» за типографскую деятельность, а он еще и за распространение листовок с призывами свергнуть Николая II и установить новый строй, — давно были на карандаше у охранки. 

В Петроград, к Блоку

В «Шанявке» Есенин сближается с членами кружка имени Ивана Сурикова публикует стихи в их журнале «Друг народа», но потом, заявив, что «в Москве ничего не добиться, славу надо брать за рога», отправляется в Петроград, к Блоку. Добивается аудиенции, и, получив отзыв, что стихи его «свежие, чистые, голосистые», блоковский сборник с дарственной надписью в подарок и несколько рекомендательных писем, сближается с акмеистом Сергеем Городецким, другом Гумилёва и Ахматовой, знакомится с новокрестьянским поэтом Николаем Клюевым. Вместе с ним в стилизованной крестьянской одежде – Есенин в шёлковой косоворотке, золотистых сапожках, с расписной балалайкой или гармоникой в руках -начинают выступать в салонах. Есенин пел константиновские частушки, читал свои стихи, и питерские аристократы млели, думая, что крестьяне именно таковы. Впоследствии их пути с Клюевым разойдутся:

«И Клюев, ладожский дьячок,
Его стихи как телогрейка,
Но я их вслух вчера прочел —
И в клетке сдохла канарейка».

Эти есенинские строки вошли в золотой фонд антологии русской языковой шутки. 

В 1916 году в Петрограде вышел первый сборник поэта «Радуница», и экскурсовод демонстрирует рукописи, которые вошли в него, а также портрет автора работы Владимира Юнгера. На соседних фотографиях Есенин уже в военной форме, с крестиком на фуражке — в 1916 году его призвали в армию, и он служил санитаром при военно-санитарном поезде. Объехал пол-России, и, поскольку порой не хватало медсестер, а также обезболивающих средств, участвовал в операциях. На его глазах крепкие крестьянские парни превращались в инвалидов: войну он ненавидел. У него появляются стихи, связанные с Первой мировой, посвященные борьбе европейских стран с империализмом и, конечно, русским бойцам. Например, «Молитва матери», в котором молящаяся перед иконой старушка «Сына видит в поле — павшего героя».

Экскурсовод демонстрирует и шаржи на новокрестьянских поэтов, где рядом с павлином Сергеем Городецким, пытающимися что-то спеть Клюевым и Ремизовым, примостился на краю веточки не то воробьишка, не то цыплёнок — Есенин, который якобы подпевает своим взрослым товарищам.

 «Когда кипит морская гладь»

В июле 1917 года Сергей Есенин женился на Зинаиде Райх. Брак продлился около трёх лет, в нем родились дочь Татьяна и сын Константин, воспитывать которых будет Всеволод Мейерхольд, Райх выйдет за режиссёра замуж. Есенинское «Письмо к женщине», по мнению биографов, а также детей, стало отголоском его чувств к первой супруге. В «Письме к женщине» есть такие строки:

Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь —
Корабль в плачевном состоянье

Можно сказать, что, начиная с 17-го года и до самой кончины Есенин жил под этим знаком. В 1917-ом «кипели» две революции, поэт говорил, что Октябрь он встретил «восторженно, но с крестьянским уклоном».

Поэты, принявшие революцию

Его революционные поэмы, казалось бы, носят странные названия – «Октоих», «Отче», «Иорданская голубица», на самом деле, поэт понимал: если крестьянам писать про коммунизм, продразверстку и Интернационал, читать не будут. Поэтому он писал понятным, порой церковно-славянским языком, чтобы донести до них идею «мужицкого рая», который будет построен в ближайшие годы. Но красивая мечта стала рассыпаться еще при жизни Есенина, в его поздних письмах можно прочитать, что «идет не тот социализм, о котором мы мечтали», а пока, окрыленный 17-м годом, он пишет поэмы, в которых сопоставляет «Русь уходящую» и Русь советскую, индустриальную.

Видели ли вы,
Как бежит по степям,
В туманах озерных кроясь,
Железной ноздрей храпя,
На лапах чугунных поезд?

Говорят, такую картинку поэт видел в реальности, когда жеребёнок мчался за поездом, пытаясь перегнать ревущую железную махину. Есенин, по пояс высунувшись в окно, страшно переживал за чемпиона, но через несколько километров тот, конечно, отстал. Очевидная победа стального коня в глубине души задела Есенина, и у поэта появляется поэма «Сорокоуст» — о вечной борьбе христианской цивилизации и новых рабочих.

После революции Есенин вступает в Союз писателей, вместе с соратниками Ленина участвует в открытии памятника поэту Кольцову, а в годовщину революции на Красной площади сам Ленин откроет мемориальную доску «Павшим в борьбе за мир и братство народов» работы Сергея Конёнкова под звуки есенинской «Кантаты»: «Спите, любимые братья!»

Есенин-имажинист

В 1918 году в рамках авангарда в России возникало множество новых течений в искусстве, часто с причудливыми названиями: акмеисты,  визионисты, ничевоки, а в противовес им – всёки, фуристы, прозонтисты, будетляне, дерзопоэты. Есенинцы, конечно, не отстают от моды – в журнале «Сирена» они публикуют скандальную Декларацию Ордена имажинистов (от англ. image — имидж). «Скончался младенец, горластый парень десяти лет от роду — футуризм. Давайте грянем дружнее: футуризму и футурью – смерть. Образ и только образ, всякое содержание в художественном произведении также глупо и бессмысленно, как наклейки из газет на картины» — пишут имажинисты в программном документе. Пересказать содержание их поэм невозможно, но стихи каждый вечер можно услышать в московских кафе. Сборники – «Звездный бык», «Харчевня зорь», «Плавильня слов» продаются в любой книжной лавке.

Известны имажинисты москвичам и своими «шалостями»: как-то проснувшись поутру, жители центральных улиц обнаружили, что живут не на Петровке, а на улице имени Мариенгофа, Большая Никитская стала улицей Вадима Шершеневича, Большая Дмитровка — Александра Кусикова, а Тверская — Есенинской. В другой раз табличка появилась на памятнике Пушкину – «Я — с имажинистами». Шалила «банда имажинистов» и за пределами Москвы, так, пафосное действо устроили в харьковском театре — футуриста-будетлянина Велимира Хлебникова избрали Председателем земного шара. Сам он о друзьях-имажинистах напишет так: «Москвы колымага, в ней два имаго. Голгофа Мариенгофа. Город Распорот. Воскресение Есенина. Господи, отелись В шубе из лис».

Если москвичи узнавали, что на одной сцене должны оказаться Сергей Есенин и футурист всея Руси Маяковский, билеты разлетались мгновенно. Эти двое обычно встречались в формате литературных судов, и однажды, по воспоминаниям Лидии Сейфуллиной, имажинисты в Политехническом музее должны были судить современную литературу. Маяковского не звали, но он ввалился в разгар заседания, и зычным голосом с порога заявил, что явился из камеры народного судьи, где слушали дело об убийстве детьми своей матери, имя детей – поэты-имажинисты, а мать их — Поэзия. Есенин, вскочив на ближайший стол, закричал: «Не мы, а вы убиваете поэзию! Вы пишете не стихи, а агитезы!» Маяковский тут же ответил: «А вы пишете кобылезы», и пошла гулять по Москве шутка, что вся современная поэзия – это «агитезы» с «кобылезами».

Сегодня порой невозможно понять, где заканчивалась реальная история и начинались городские легенды. Однажды Маяковский получил задание написать стихотворение в защиту чистоты улиц, найдёте в любом его сборнике, заканчивалось оно словами:

Товарищи люди! 
будьте культурны! 
На пол не плюйте, 
а плюйте
        в урны.

Казалось бы, все верно, актуальная тема, но через пару дней по Москве начинает гулять другое четверостишие, которое тут же приписывают Есенину:

Народ культурный, 
народ московский,
Не плюйте в урны - 
есть Маяковский!

Умели шутить, ничего не скажешь.

Даже по фотографиям тех лет видно, насколько жизнерадостным народом были имажинисты: вот Есенин, Мариенгоф и Кусиков пирамидкой втроём усаживаются на табуретке; вот Есенин и студенты Сельхозинститута на памятнике Пушкину в Царском Селе – голова Александра Сергеевича едва проглядывает среди прочих. А вот Есенин и Мариенгоф, одетые как лондонские денди, на московской улице: оба в модных шляпах, у одного белый шарф, у другого галстук-бабочка, в руках у Есенина щёгольская тросточка. Конечно, вслед им оборачивались, пытаясь понять, из какой европейской столицы занесло к нам этих двух франтов.

Чаще всего имажинисты выступали на Тверской, 37 — в «Стойле Пегаса». С потолка в этом подвальчике свешивалось полотнище с разноцветной надписью, сделанной ломаными буквами: «В небе — сплошная рвань,\ Облаки — ряд котлет,\ Все футуристы — дрянь,\ Имажинисты — нет». Стены были расписаны портретами имажинистов кисти Георгия Якулова и строчками из их стихов. Вот Мариенгоф, а вот и Есенин в образе однокрылого херувима — ступает не то по полю, не то по облакам, а в руках держит маленького телёнка. По центру – строки из «Хулигана»:

«Дождик мокрыми метлами чистит

Ивняковый помет по лугам.

Плюйся, ветер, охапками листьев,

Я такой же, как ты, хулиган». 

Публика часто скандировала на все кафе — «Ху-ли-га-на!!». Есенин поддерживал образ «московского озорного гуляки», в это время появляется его «Исповедь хулигана» и «Любовь хулигана». Считается, что именно обстановка в «Стойле Пегаса» навела поэта на мысль написать «Москву кабацкую».

Частыми гостями «Пегаса» были Валерий Брюсов, Маяковский, Михаил Булгаков с супругой. Захаживал на чашечку кофе Всеволод Мейерхольд. Каждый вечер рядом с Есениным была его преданная подруга Галина Бениславская. Именно она вела переговоры с издателями и редакторами, и до такой степени была очарована поэтом, что менее, чем через год после его смерти, покончила с собой на его надгробии.

Брак с Изадорой

Есенин рано стал задумываться о смысле жизни и ее скоротечности, строки — «Не жалею, не зову, не плачу» написаны в 26 лет. В этом возрасте, в день своего рождения молодой человек знакомится с Айседорой Дункан (Есенин звал ее Изадорой – прим.ред.), которая на 18 лет была старше его, и увлекается настолько, что женится на ней и отправляется в западное турне, в котором она надеется заработать средства на свою Школу танцев в России. Они летят в Германию, потом путешествуют по Франции, Италии, Бельгии, плывут в Америку. За рубежом Есенин работает над «Страной негодяев», «Железным Миргородом» и самым загадочным своим произведением, по мнению биографов, поэмой «Чёрный человек».

В экспозиции есть загранпаспорт Есенина, забавные письма, которые он отправлял сестре Кате из Нью-Йорка. Айседора и русские эмигранты не раз предлагали поэту остаться в Америке, но он твердил, что его поэзия там не нужна. Однажды, увидев стопку газет со своей фотографией на первой странице, купил их с десяток, решив, что слава пришла к нему через океан. А когда ему перевели текст, все газеты отправил в урну. Оказалось, американцы писали о том, что Сергей Есенин – «русский мужик, муж очаровательной и гениальной Айседоры Дункан», и ни слова о его даре. Понимая, что его воспринимают лишь как прихоть талантливой танцовщицы, Есенин настоял на возвращении в Москву. Летом 1923 года они расстались. Вскоре поэт познакомился с актрисой Августой Миклашевской, и за время их платонического романа написал цикл стихов «Любовь хулигана» – один из лучших в его поэзии и в мировой лирике.

В «Голубой и ласковой стране»

Запад, с его «г-ном долларом», Есенина разочаровал, и после возвращения из Америки он устремлен на Восток. Мечтает побывать в Персии, в Иране, но сложная политическая обстановка не позволяет. И друг поэта Федор Чагин устраивает ему «персональную иллюзию Персии» в селении Мардакяны под Баку:

Золото холодное луны,
Запах олеандра и левкоя.
Хорошо бродить среди покоя
Голубой и ласковой страны

Сейчас там музей Есенина. Память о поэте хранят бережно, ведь именно на Кавказе, среди прочих появились строки, ставшие известным советским романсом – «Шаганэ ты мояШаганэ

И, как ни странно, на Кавказе Есенин начинает писать одну из самых русских своих поэм – «Анну Снегину». По сюжету, молодой поэт, альтер эго автора, возвращается в родную деревню с фронтов Первой мировой. Он видит, насколько изменилась жизнь после 1917 года, крестьяне наконец почувствовали себя хозяевами земли, но, с другой стороны, его подруга юности Анна Снегина, не сделавшая никому ничего плохого, вынуждена эмигрировать из России. На память о ней у поэта остаётся письмо с лондонским штемпелем:

Я часто хожу на пристань
И, то ли на радость, то ль в страх,
Гляжу средь судов все пристальней
На красный советский флаг.
Теперь там достигли силы.
Дорога моя ясна...
Но вы мне по-прежнему милы,
Как родина и как весна

Прототипом Снегиной считают константиновскую помещицу Лидию Кашину.  

Под строгим взором «Бороды»

Завершается экскурсия показом фотографий. На одной из трёх, сделанных осенью 1925 года, Сергей Александрович среди своих близких – сестёр Кати и Шурочки, друзей Василия Наседкина, мужа Кати, и Александра Сахарова, а рядом с ним Софья Андреевна Толстая, внучка Льва Николаевича, третья супруга поэта. Ей посвящены строки:

Коль гореть, так уж гореть сгорая,
И недаром в липовую цветь
Вынул я кольцо у попугая -
Знак того, что вместе нам сгореть

А было так: гуляя по бульвару, Сергей с Софьей увидели цыганку с попугаем и дали ей мелочь на гадание. Попугай из кучки безделушек вытащил большое медное кольцо, которое цыганка надела на палец поэта с предсказанием скорой свадьбы. Через некоторое время Есенин передарил кольцо невесте, и Софья Андреевна долгие годы после смерти мужа носила кольцо в память о нем.

Замечу, что несмотря на множество драматических и трагических событий в жизни Сергея Есенина, о которых рассказывает экскурсовод, представление о нём как человеке весёлом и заводном не иссякает. Завершим двумя эпизодами. Когда к Есенину в период его брака с Софьей Толстой, заходили друзья, он говорил, указывая на бюсты и фотографии Льва Николаевича: «Смотри, ну как тут можно писать что-то новое, считай — раз борода, два борода, пять борода, десять борода…». «Видимо, портреты и бюсты укоризненно посматривали на Сергея Александровича, — говорит Елизавета, — и советовали, что же нужно писать».

Ещё об одном эпизоде упоминает в своих воспоминаниях сестра Александра. У неё прохудились осенние башмаки, а сказать брату она стеснялась. Узнав, он тут же собрал всех, кто был в доме, и толпа под предводительством Есенина отправилась покупать Шурочке новые башмаки. Настроение было хорошее, и на обратном пути зашли в фотоателье. На одной коллективной фотографии Есенин играет с Шурочкой в «сороку» и, видимо, приговаривает: «Сорока, сорока, где была?» — «Далёко…»

«К сожалению, ему оставалась буквально пара месяцев» — говорит экскурсовод, и на этой трагической ноте обрывается замечательная экскурсия. Как, собственно, в неурочный час оборвалась сама жизнь нашего любимого поэта.