Народная артистка России приехала в Ессентуки в качестве почётного гостя IV Открытого фестиваля популярных киножанров «Хрустальный ИсточникЪ», где вышла на театральные подмостки
Спектакль Василия Мищенко «Любовь и голуби» по пьесе Владимира Гуркина завершил серию фестивальных торжеств в Кинозале им. Ф. И. Шаляпина. Постановка оказалась между двух юбилеев – 19 июля ей исполнилось 5 лет, а 13 сентября отметил бы 70-летие автор пьесы, но его не стало в 2010 году.
Трудно вспомнить другую пьесу, при постановке которой режиссёра и актёров не терзали бы в такой степени мысли о конкуренции. Фильм Владимира Меньшова «Любовь и голуби» (1984), одна из сцен которого снималась в Ессентуках, подлинно народное кино. Но если судить по овациям, которые ессентучане устроили создателям спектакля (в главных ролях Анатолий Журавлёв и Олеся Железняк, Михаил Жигалов и Раиса Рязанова, а также Ольга Прокофьева) конкуренцию они выдержали. Точнее, они создали спектакль, который в сравнениях не нуждается.
«А поначалу, что скрывать, — говорит Раиса Рязанова, — было страшновато, особенно мне, поди-ка сыграй бабу Шуру после Натальи Теняковой. Помню, когда появился фильм Меньшова, я была так рада, что это правда, что такие люди, на самом деле, есть. Пьесу Гуркина, как только она появилась, в 1982 году Валерий Фокин поставил в «Современнике», и Вася Мищенко был первым исполнителем роли Лёньки — сына Кузякина. На этот спектакль ходила вся Москва, и вместе со всеми – Володя Меньшов, не менее семи-восьми раз приходил, пока не выучил весь спектакль, лишь после этого начал готовиться к съемкам фильма по сценарию Гуркина.
После спектакля к нам приходил ректор Щукинского института Евгений Князев, и он сказал Василию Мищенко: «Поначалу кино мне мешало, но потом я как-то вошёл, и все оказалось на месте». Так и мне поначалу мешало, и как ни уговаривала меня продюсер и исполнительница роли старшей дочери Кузякина Наталья Громушкина, я отказывалась. Говорила, что даже мне, знающей деревенскую жизнь, не переиграть Тенякову, которую по органичности можно сравнивать с кошками и собаками.
«А ничего не надо переигрывать, — говорила продюсер, — мы будем играть тему любви», и действительно мы Мишей Жигаловым, в прошлом тоже актером «Современника», играем любовь. Зрители часто говорят, что невозможно отделаться от ощущения, что мы, действительно, муж и жена. Вот театр называют террариумом, но всякий раз, когда прихожу играть этот спектакль, словно встречаюсь со своей семьей. Особенно, когда играет Олеся, знали бы вы, как она мне помогает, когда вдруг забываю текст.
Стало быть, верите в дружбу между актёрами?
Да. На тему деревенской жизни в «Табакерке» с 2005 года играем ещё один спектакль — «Кукла для невесты» по пьесе Александра Коровкина. Поставил Саша Мохов, из «Табакерки» там только два человека, Кристина Бабушкина и Владимир Краснов из МХТ, я – с улицы. Причём режиссёр взял меня при условии, что будет водить по сцене за ручку — опыта работы в театре у меня нет. Мохов сейчас на съемках, так меня контролируют Кристина и Сергей Угрюмов, наверное, это и называется дружбой. И я с благодарностью принимаю их помощь, я старше, но у них опыта намного больше. Так и сын (Данила Перов был ведущим актёром Театра «Содружество», его не стало в январе 2020 года. — Ред.) меня курировал, спрошу – «Дань, ну как?» Он: «Мам, хорошо всё, но пошире надо говорить, ты не со мной разговариваешь, а со зрителем в 33 ряду». И Мохов твердил: «Он деньги заплатил, он хочет знать, про что спектакль».
А предвещало ли что-нибудь оскароносную судьбу фильму «Москва слезам не верит», когда вы работали над ним?
Нет, конечно, более того, известные артистки, прочитав сценарий, отказывались от ролей: «Спасибо, история неинтересная». Уж не знаю, как они потом себя чувствовали, наверное, локти кусали. А мы, когда снимались, ни про какого Оскара не думали, и Володя не поверил, что картина получила премию, когда ему позвонили 1 апреля. Думал, разыгрывают. Пришлось ему перезванивать. Конечно, его не выпустили, и статуэтку получал какой-то дядя в шляпе, над которым в комиссии посмеялись, а в газетах написали, что это человек из КГБ. Оскара спрятали в государственном шкафу, а Володе выдали лишь по случаю приезда к нему иностранных репортёров. Назад не отобрали, и он поставил статуэтку в прихожей на тумбу.
Меньшов был молодой режиссёр, и по природе актёр, он и окончил вначале актерский факультет. И когда предлагал что-то сыграть, представлял, как бы он это сделал, и того же требовал от нас. Помню, как начинали.
Девчонки, — сказал Меньшов, — вот вы сидите втроем, поговорите о чём-нибудь своём, покажите, как вы доказываете друг другу какие-то вещи.
Ну, мы начали «доказывать», он сидит, на нас смотрит, ничего не понимает.
Хорошо, — говорит, — настроение мне нравится, а теперь давайте по тексту.
И мы замолкли, текст-то чужой, говорить надо по очереди, и Володя стал режиссировать. Долго искали песню, которую поём, сидя на крылечке. Меньшов отметал всё, что мы предлагали, пока Вера не вспомнила, что ей пела мама.
С этой песней была целая история. Недавно Малахов приглашал меня на передачу, где пели песни разных лет, и рядом со мной посадили бабушку под 90. А речь шла о нашей песне из фильма «Москва слезам не верит».
Слушаем, и вдруг эта старушка с трясущимися руками говорит: «Эти слова «Стою под тополем, грызу травиночку,\ Зачем протопала к нему тропиночку?» я написала. Была влюблена, а он не очень, и это я жевала травинку под тополем».
Вот эту песню, разложив на три голоса, мы и спели, и она пошла по миру, пронзив наши женские души и по-настоящему согрев их. Помню, как перемежали её диалогами тира муравьёвских «А мне сказали, что знакомиться лучше всего на кладбище…» — Володя не ущемлял нашей свободы, но, с другой стороны, очень внимательно за этим следил.
Помните сцену нашего приезда на дачу к моему жениху (Борис Сморчков), где я на какой-то его вопрос утыкаюсь носом ему в щеку? А на нас смотрят его родители: первой из машины выходит Ира Муравьева, и родители сразу – «Ой, не наша», потом Вера – «Здрасьте» и наконец – затюканная я. Из всех дублей Меньшов выбрал именно мой, актёрский, с носиком, о котором в одной газете написали — «так нежно и ласково прильнула к жениху». И родители сразу оценили – «Наша девка».
Никакого самодурства на съёмочной площадке не было, никто не капризничал и не звездил.
Тем не менее, многие отмечали сложный характер Меньшова...
Может, с годами он стал жёстче, а после картин «Розыгрыш» (Госпремия СССР) и «Москва слезам не верит» (Госпремия РСФСР, Оскар) не заносился и все время искал работу. Про «Ширли-мырли» говорили, что фильм не очень, а вы посмотрите, каких звезд он набрал: Мордюкова, Джигарханян, Чурикова, Гаркалин, сыгравший пять ролей. Все шли, никто не отказывался, но последнее время, при всех наградах и премиях, ему не давали снимать. Что это было – ревность, зависть, или он кому-то мешал?! Он не старел, заметьте, а молодел с каждым новым замыслом, но слышал одно – «Не надо, не надо». Нужны были постельные сцены, стрелялки, кровь.
Вы дебютировали ролью Гули Королевой — книжка «Четвёртая высота» была самой популярной у молодежи послевоенного поколения. Как проходили съемки?
В обстановке строгой секретности — я же была второкурсницей ГИТИСа — сниматься в кино нам было запрещено. Я даже не сказала об этом мастеру, что его очень обидело, и он поставил мне четвёрку по мастерству — плакал мой красный диплом. А книжку «Четвёртая высота» мне дали на неделю — за ней была очередь. Но я проглотила за ночь, и утром принесла возвращать. Библиотекарь не поверила, что я прочла, и стала меня экзаменовать. И когда я в лицах начала ей рассказывать, и как Гуля помирала, и как у неё сын родился, она остановила меня – «Верю». Съемки шли в Москве, на ТВ, никто нас не возил, добирались тогда самостоятельно…
Встречались ли вы когда-нибудь со своим отцом (Раиса Ивановна – внебрачная дочь шофера Ивана Улыбышева. Когда она родилась, у того была семья и шестеро детей. — прим. ред.)?
Нет, не встречалась, но на ТВ-передаче «Секрет на миллион» у меня объявились две сестры и брат. Нашли их по фотографии отца, которая была у нас дома. С ТВ фото отправили в Мичуринскую область, там кто-то случайно признал – «Это же наш Иван Егорович». Пошли к его сыну, и там услышали историю о том, что маленькой меня сюда привозили, кормили-поили, купали, но я этого, конечно, не помню.
Есть более позднее воспоминание: мама ставит меня на пенёк и говорит: «Раечка, сейчас поедет машина, там папа за рулём, ты ручку подними, он остановится, мы сядем и поедем». Я все так и делала, папа сажал меня на коленки, я хваталась за руль, наверное, теперь водитель-экстремал я в него. (В 2003 году получила награду «Автоледи-2003» — прим. ред.). Ещё до того, как купила первую машину, когда видела женщину за рулём, меня начинало трясти — всё время думала, почему там не я?!
Так вот, одна из моих сестер, Таня, живёт в Москве, другая в Рязани, брат с женой в Тамбовской области. Никак не позвоню Тане, потому что сейчас неудобное время для встречи. Хочется пригласить её на дачу, чтобы можно было спокойно пообщаться: когда на передаче объявили, что по ДНК мы на 99,9 родственницы, мы обнялись и готовы были разрыдаться. И я утешала сестру: «Не надо плакать, держись, потом поплачем». Надеюсь, в ближайшее время мы встретимся.
Сейчас Раиса Рязанова снимается в фильме Ларисы Садиловой «Огород», на ее родине, в брянских местах. Играет гадалку, не настоящую, как выяснила у режиссера, а ту, которая «собирает деньги». В центре фильма — история про дачу и про любовь — влюбленную героиню играет Валентина Теличкина. Сама Рязанова в гадание не то, чтобы не верит, никогда этим не занимается. Но когда её спросили, не снится ли ей сын, она успокоилась: не снится, значит у него все хорошо. У Данилы остался сын Андрей, тоже актёр театра «Содружество» — с уходом Николая Губенко здесь переживают не лучшие времена. Но, как известно, за чёрной полосой приходит светлая. Главное – твердо верить в это.
Нина Катаева
