Развод – как об этом сказать детям

изображение:pxhere.com

Для детей развод родителей может быть особенно печальным, напряжённым и запутанным временем. Есть ли способы, когда можно помочь детям справиться с потрясением, вызванным расставанием папы и мамы? Мы поговорили с Евгением Евгеньевичем Крашенинниковым, кандидатом психологических наук, доцентом кафедры психологии образования и педагогики факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, старшим научным сотрудником лаборатории психологии детства и цифровой социализации Федерального научного центра психологических и междисциплинарных исследований, отцом пятерых детей.

Крашенинников Евгений Евгеньевич, кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии образования и педагогики факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова

Есть ли возраст, в котором ребёнку «проще» воспринять развод родителей? Или, как говорится, всё сугубо индивидуально и зависит от психологического развития ребёнка?

Сам вопрос конструирует странную ситуацию. Получается, что родители хотят развестись, но думают, когда бы это сделать безболезненнее для ребёнка и пока терпят друг друга, задевая спинами в квартире.

Поэтому надо сначала определиться с самим отношением к разводу. Давайте будем помнить, что для ребёнка развод всегда будет болезненным; и это всегда ситуация длящаяся: то есть, она не заканчивается с появлением новой отметки в паспорте родителей. Это на всю жизнь.

Есть устоявшееся суждение, что конфликтная семья всё же хуже, чем проживание с одним из родителей после развода. Тут вспоминается фильм «Бэтмен навсегда», в котором главный злодей Загадочник в исполнении малоподражаемого Джима Керри, захвативший в заложники друга Бэтмена и его возлюбленную, предлагает освободить одного из них на выбор, и тогда второй спасётся, а иначе погибнут оба. Но Бэтмен не собирается выбирать: он понимает, что из двух зол не выбирают никогда – проиграешь в любом случае.

Так и мы должны понимать, что в случае развода ребёнок окажется проигравшим всегда. Поэтому действия наши должны быть, в первую очередь, направлены на то, как сохранить любовь в семье; и для этого нужно искать пути, ведь не совсем же случайно вы выбрали именно этого человека, и не мог же он так фатально измениться за прожитые вместе годы — хоть что-то в нём осталось, за что можно зацепиться и возродить будущее.

Ну а если развод произошёл, и мы обсуждаем не гипотетический предстоящий разрыв, а уже случившееся настоящее, и хотим понять переживания ребёнка, то, конечно, тут сходится множество факторов. Это и упомянутый в вопросе возраст: маленький ребёнок может особо и не заметить выскользнувшего из поля жизни родителя, а взрослый ребёнок может давно уже понимать, что отношения мамы и папы клонятся к закату. Это и сложившиеся отношения с родителями: если отец его регулярно бьёт, то его исчезновение будет воспринято с облегчением; если матери мало интересны сын или дочь, то и тоска по ней будет, скорее, более «умственной», чем нарушающей реальный поток жизни. И очень важно, как устроится новая жизнь, какие появятся замены. Не замены в значении новых возлюбленных отца или матери, а замены в жизни, деятельности, занятиях самого ребёнка.

Говорят (в целом, практика это доказывает), что дети и без развода чувствуют (видят), что в семье — между мамой и папой — отношения дали трещину. Так ли это?

Дети, конечно, чувствуют. Но они это могут воспринимать как нормальную ситуацию. У детей же небогатый опыт погружения в разные типы семейных отношений. Они просто не догадываются, что в другой семье не кричат, мама выходит в коридор встречать мужа с работы, папа расспрашивает маму о проблемах тёти Зины, родители играют с детьми в «Имаджинариум» и при этом при них не матерятся и т. п.

Но чувствуют эту трещину дети как раз тогда, когда в семье, в принципе, отношения были хорошими — тогда увеличение ссор и конфликтов бросается в глаза, и маленький ребёнок может просить папу не кричать на маму и наоборот.

Многие браки сохраняют «ради детей». Можно ли сказать, что нет ничего хуже (фигурально), чем пытаться сохранить «хорошую мину при плохой игре» — то есть, делать вид, что семья есть, хотя её нет? Ведь нет-нет, да родители, которые уже давно не любят друг друга (а часто и ненавидят) будут срываться друг на друга, общаться сквозь зубы и т.д.?

Тут надо определиться с тем, что же такое «любовь». Для большинства любовь — это некоторое своё внутреннее переживание, возникающее спонтанно, необъяснимо, по независящим от нас причинам, и примерно так же исчезающее. Такая ситуация прекрасно описана в рассказе Ивана Тургенева «Андрей Колосов». Герой, именем которого назван рассказ, полюбил девушку, любовь оказалась взаимной — а герой справедливо вызывал восхищение у всех, кто с ним пересекался; возникли вполне интимные отношения. А потом герой перестаёт ходить к девушке, которая ожидает, что вот-вот они вступят брак. Рассказчик, который сам в неё влюблён, идёт к Андрею Колосову и спрашивает, почему тот перестал встречаться с предполагаемой невестой. Андрей смотрит на него незамутнённым взглядом и говорит: «Разлюбил». А на возникшие фразы вроде того, что «как честный человек, ты должен…», он невозмутимо отвечает: «Я же не могу притворяться. Ты хочешь, чтобы я женился на ней, чтобы говорил ей, что люблю, когда этого нет?» И ведь не придраться, хотя мы и понимаем, что главный герой — мерзавец.

изображение:pxhere.com

Но «любить» — глагол переходный. Он не про себя, он всегда подразумевает, что есть кто-то другой, важный для тебя. Любить — хотеть максимального добра другому человеку. И для этого не нужно испытывать каждый раз дрожь в коленках, потение и учащение сердцебиения, когда его видишь. Поэтому, если любовь уходит, то нужно не «хорошую мину делать», а надо продолжать любить — делать другому добро, жалеть, понимать, искать способы этого понимания. Ну а срываться друг на друга могут и те, кто безумно влюблён.

Давайте обсудим, как поступать родителям при разных «сценариях» реакции ребёнка на развод. Например, ребёнок чувствует, что это из-за него родители разводятся, он чувствует себя виноватым. Что делать?

Такую ситуацию — чтобы ребёнок считал себя причиной развода — нельзя допускать никогда. Ребёнок из всех участников драмы точно самый пострадавший. Можно долго судить-рядить, муж ли довёл жену поздними возвращениями после кутежей в гараже или жена мужа бесконечными телефонными переговорами с подругами о правильности укладки волос — но ребёнок точно не виноват.

Можно описать ситуацию развода, который чреват минимальным ущербом для психики ребёнка.

Первая. Родители не выясняют отношений при ребёнке.

Вторая. Отец всегда хорошо отзывается о матери, а мать — об отце.

Третья. Главный тезис, который разными словами разворачивается перед ребёнком: «Бывает, что у взрослых жизнь так складывается, и приходится жить раздельно; но я тебя очень люблю, и папа (мама) тоже очень любит».

Четвёртая. Ребёнок не должен почувствовать уменьшение внимания, и это касается, в первую очередь, уменьшения времени общения с ним и исчезновения привычных форм жизни — например, посещения по субботам привычной кафешки и т. п. — разумеется, в той степени, в которой это возможно.

И пятая. Никогда — никогда! — нельзя говорить ребёнку (а это встречается, увы, постоянно), что «папа оставил нас, потому что ты плохо себя вёл» или «ешь быстрее, а то мама сколько ругалась на твою медленную еду и не выдержала».

Но для того, чтобы так себя вести, надо любить ребёнка и даже немножко друг друга.

А, если ребёнок — это подросток, который начал вести, скажем так, аморальный образ жизни — употреблять запрещённые вещества, прогуливать школу, огрызаться на всех и каждого — что делать?

А вот это не надо напрямую связывать с ситуацией развода. Наверное, читатели догадываются, что подростки курят? И — открою страшную тайну! — ещё и выпивают и даже живут интимной жизнью в сроки, не предусмотренные нормативными документами. И учиться тоже не хотят. Да, подросток может использовать ситуацию развода, чтобы легализовать запретное поведение и продемонстрировать его именно как вызов: вот вы как! а я вам за это напьюсь шипроколы и нанюхаюсь запахов дедушкиного сундука. Но это не причина, а повод. А причина как в самом возрасте, в котором необходимо самоутверждение, а продуктивные способы этого неизвестны, так и в предыдущей жизни и сложившихся отношениях в семье.

Шок у ребёнка — как вообще преподносить такую новость, что родители разводятся, как помочь пережить эти первые дни или недели новых данных семейной жизни? Что можно говорить, а что не нужно?

Хотел бы уточнить одну деталь. Когда мы обсуждаем эту болезненную — очень болезненную — тему, мы исходим из простого допущения, что разводящиеся родители любят ребёнка и хотят, чтобы ему, несмотря ни на что, было лучше. Тогда и наши советы можно и обсуждать, и пробовать применить. Более сложная ситуация, когда этого хочет только один родитель. И вот тут нужно не уподобляться бывшему супругу, а всё равно думать о ребёнке. И, значит, не ругать при нём виноватого в разрыве отца (или мать); не искать в ребёнке справедливого судью, который уже сейчас определит, что правы именно вы, или психотерапевта, на которого нужно вылить все свои переживания и претензии за все годы совместной жизни. С этим и взрослому трудно справиться, а мы хотим взвалить чужую ответственность на ребёнка! А справедливое отношение ребёнок с годами выработает. Правда, оно не всегда может оказаться в вашу пользу.

Если отбросить тяжёлые случаи, когда родители начинают судиться, с кем будет жить ребёнок, как с психологической точки зрения понять, с кем ребёнку «будет лучше» — остаётся ли жить ребёнок с мамой или папой?

Ребёнку хорошо жить с тем, кто его любит. И это может быть, конечно, любой из родителей, и никакой статистики, подтверждающей наличие особой материнской любви или отцовского чувства, нет. А лучше всего, когда его любят оба родителя, и тогда они найдут способ понять, где и с кем ему лучше будет жить и сколько проводить времени у кого.

В семье несколько детей — один жизни не представляет без папы, другой — без мамы. Можно ли «разделять» детей при разводе?

О, ситуаций тут бесконечно. Ведь, когда мы говорим о детях, надо помнить, что у них есть и отношения между собой. И, конечно, хотелось бы, чтобы дети жили в атмосфере братской любви, но в семье может быть и конкуренция, и «дедовщина» и простое безразличие друг к другу. И возникшее «разделение» они могут даже воспринять с облегчением.

изображение:pxhere.com

Помните фильм «Родная кровь», где за детьми после смерти их матери приезжает отец, который их давно бросил. И сколько бы главный герой — их отчим, который этих детей воспитал и очень их любит, ни хотел бы их оставить у себя, но подарки и велосипед, предложенный отцом, оказываются сильнее для одного из детей. И отчим — герой Евгения Матвеева — не устраивает ребёнку сцен; он создаёт ситуацию, чтобы каждый из детей смог сделать свой выбор.

Как вообще на самих детях, которые между собой очень дружны, может сказаться развод родителей?

Если дети дружны, то, есть подозрение, в семье было много хорошего. А значит, им всегда будет легче, потому что дети оказываются поддержкой друг другу. И это выражается не столько в словах, сколько в том, что у них будет продолжаться общая жизнь и совместные дела, которые будут означать, что мир не рухнул, что в нём есть постоянное и стабильное.

Ну и к родителю (любому) они могут подходить, чтобы просто прилечь на плечо и помолчать.

«А где папа?» Дети часто остаются жить с мамой, а папа постепенно «рассасывается». Как отвечать на вопрос, где папа, который перестал объявляться? Собственно, про маму вопрос такой же — бывает, что и мамы исчезают из поля зрения.

Конечно, этот вопрос не предполагает ссылки на некий конструктор фраз, из которого можно собрать ответы для детей на разные случаи жизни. Тут важнее понимать интонацию и атмосферу такого разговора.

Не нужно отвечать между делом; не нужно отмахиваться от детского вопроса; не надо говорить, что ты, мол, маленький, и тебе ещё рано знать.

Выберите время, когда вам не нужно через пятнадцать минут убегать в парикмахерскую, а у ребёнка не начнутся через семь минут новые «Смешарики» на канале «Карусель». Присядьте вместе на ваш самый уютный диван, включите торшер, обнимите его и начните неторопливый разговор. Как вы догадываетесь, описанный антураж не является универсальным; возможно, у вас другие представления об уюте: садовая скамейка, прогулка в парке, совместное качание на качелях… И разговаривайте с ним о жизни, о взрослом — сколько бы ему ни было лет. Не бойтесь, что он не поймёт — мы-то сами точно всё понимаем?

Вообще, есть ли градация эмоционального «удара» (или стадии — шок, отторжение, принятие) от исчезновения мамы или папы после развода?

Да, конечно, можно описать некоторые среднестатистические стадии того, как разворачивается переживание. Но они обычно понятны и из так называемого здравого смысла: ну, конечно, любая боль становится менее острой; разумеется, то, что казалось невозможным, превращается в обыденность. Но, если мы думаем о ребёнке, то нужно не размышлять о том, как помочь пережить уже случившийся «удар», а о том, как до начала смягчить то, что вы назвали шоком. Это не означает, что надо от рождения напевать ему песенку:

О, мой милый Ав-гус-тин, Ав-гус-тин, Ав-гус-тин!

Могут люди раз-вес-тись, раз-вес-тись, раз-вес-тись!

Но нужно растить в семье атмосферу доверия, нужно разговаривать с ребёнком обо всём — и об очень детском, и о совершенно взрослом; нужно не бояться вопросов ребёнка и тем более не бояться своих ответов. Только помните, что лучший ответ — это не всегда тот, который первым приходит в голову. Иногда правильнее сказать: «Знаешь, мне и самому пока непонятно. Но бы будем думать и вместе найдём ответ». В том числе и про то, почему папа с мамой теперь не живут вместе.

В чём можно постараться найти «опору» для ребёнка? Постоянно с ним разговаривать, занимать его досуг, холить, как говорится, и лелеять? Но это же тоже скорее всего перегиб? 

Ну что вы! Холить и лелеять ребёнка — это прямая обязанность родителей; а маленького надо ещё и в попу целовать! Потакать всем его причудам, разумеется, не надо. Абсолютно непродуктивно, когда после развода родители начинают неожиданно демонстративно уделять ребёнку принципиально больше заботы и внимания, тем самым пытаясь дискредитировать второго, который даёт ребёнку меньше. Всё это заваливание подарками и походами в зоопарк может привести только к тому, что ребёнок научится хорошо манипулировать родителями, и всегда находить, к кому обратиться в конкретный момент с нужной просьбой. Но это не укрепляет семью и не делает вас нужнее; как только вы перестанете быть источником удовлетворения его нужд, он про вас забудет.

Так что надо жить с ребёнком так, как вы и жили с ним раньше. Разумеется, если раньше вы относились к нему с реальным вниманием, пониманием и любовью. А если нет, то ему и в полной семье будет плохо.

Что такое психогенеалогия, и как она может влиять на нашу жизнь

фото: freepik.com

Психогенеалогия, о которой вы, возможно, и никогда не слышали, — помогает людям справляться с глубинными проблемами, «синдромом предков», она связывает генеалогию с психологией. Эта часть психологии использует имеющиеся у нас генеалогические знания о нашей семье, чтобы лучше понять, что происходит в нашей жизни.

Работа заключается в поиске и анализе событий, психологических, реляционных и психосоматических паттернов, которые повторяются в результате травм и неразрешенных конфликтов предыдущих поколений, с учётом исторического и социологического контекста, в котором они происходили, и которые автоматически повторяются. Психогенеалогия помогает задуматься о бессознательной идентификации со своими предками, чтобы разорвать порочный круг болезненного повторения, разобраться с неразрешённым наследием и залечить эмоциональные раны.

Что же определяет невидимую связь с нашими предками, которых мы никогда не встречали, и повторение болезненных событий из поколения в поколение? Может, у нас, как у звеньев в цепи поколений, попросту нет выбора, когда события и травмы, пережитые нашими предками, обрушиваются на нас в нашей собственной жизни? Как непроработанные травмирующие события находят способ проявить себя в последующих поколениях и вновь проявиться в настоящем? Обо всём этом мы поговорим с психологом, автором книг «Зов рода. Как наши предки влияют на судьбу» и «Род и отношения. Как история семьи влияет на личную жизнь» Ксенией Мосуновой.

Ксения Мосунова, психолог, автор бестселлера «Зов рода. Как наши предки влияют на судьбу»

Когда появился такой раздел психологии как психогенеалогия? Как человеку понять, что его проблемы сегодня — это глубинные проблемы с предками, с родом?

Связь психологических процессов с семейными аспектами в жизни человека всегда была в поле зрения исследователей бессознательного. Однако как полноценное направление психогенеалогия сформировалась только в XX веке, силами ученицы Карла Юнга Анн Анселин Шутценбергер. Психогенеалогическая концепция фокусируется на влиянии семейных историй на самоидентификацию. Исследование генеалогии помогает разобраться в том, как текущие психологические проблемы человека могут быть связаны с предками, точнее — наиболее ярко проявившими себя эмоциональными реакциями на какое-либо явление, например, при тревожных состояниях. Многие паттерны могут выступать как инструменты саморегуляции при стрессе, т. е. выполнять функции защитных механизмов. Основная проблематика состоит в том, что в наше с вами время не все «защиты» помогают нам в жизни, а наоборот — тормозят развитие через страхи и убеждения. Поэтому изучать семейную историю полезно хотя бы потому, чтобы понять, в какой момент психотравмы проявляли себя подобным образом или вследствие чего появились.

В чём существенное отличие от общего подхода психологов в работе с пациентами?

Психогенеалогия — это один из методов психологической работы, поэтому стоит говорить скорее об отличии от других подходов. Мы анализируем проблемы и запросы доверителя через семейные и общеисторические контексты. Человек неотделим от своей семьи, а история семьи неотделима от истории страны, в которой она живёт. Психогенеалогия исследует связь между текущими сложностями и трансгенерационным наследием предков. Подход включает работу с геносоциограммой для отображения родовых связей, снами, свободными ассоциациями, арт-терапевтические техники, проживание траура/травмы и многое другое.

Вообще, работа — с психологической точки зрения — с родом — это гипноз? Как пациент может рассказать что-то про кого-то, кого вообще никогда не видел?

В работе с семейными системами человек не погружается ни в какие гипнотические состояния, но составление генеалогического древа действительно позволяет иногда пробудить воспоминания о давно забытом. Но это скорее результат исследования архивов и общения. Обычно доверитель интуитивно ощущает связи, которые хранятся в бессознательном, и иногда они могут проявляться через реакции, жесты или образы. Узнавая всё больше историй и анализируя семейные архивы на предмет эмоциональных связей, человек может сделать выводы о предках, даже не зная их лично. Психолог-консультант не лечит, он помогает разобраться в психологической проблеме, поэтому у нас нет «пациентов». Есть доверители, которые доверяют, чтобы получить помощь в исследовании геносоциограммы.

Как же могут влиять наш род, наши предки на нашу жизнь сегодня?

У каждого из нас есть некие внутренние убеждения, над происхождением которых мы не то чтобы задумываемся… да и зачем, если и так комфортно? Но эти глубинные убеждения формировались не одно поколение, прежде чем укорениться и стать нормой. Влияние предков может проявлять бессознательные установки, поведенческие паттерны и эмоциональные реакции. Например, если в семье был предок, получивший сильный эмоциональный «удар» любви или стресс, связанный с утратой благосостояния, потомки могут неосознанно избегать карьерного роста, боясь повторения. Другой пример — если в роду было принято брать на себя лишнюю ответственность за семью, это может вызывать у наследников чувство вины или обиды, провоцирующее на отказ от построения собственных отношений.

А можно ли разорвать психологическую связь с родом?

Связь с родом разорвать невозможно по определению, потому что мы его продолжение. Однако, как я уже отметила ранее, скорректировать влияние семейного контекста на наш личный возможно. Однако для этого недостаточно просто взять и убежать в другую страну, например. Чтобы сценарий поведения изменился, требуется, в первую очередь, искреннее желание этого (как и в любой другой психологической работе), а во вторую — серьёзная внутренняя работа. Важно осознавать, какие установки и убеждения мы бессознательно унаследовали, и работать над их трансформацией в более позитивные и приемлемые для нас.

Насколько реально прорабатывать такие влияния рода с учётом того, что есть родственники и по линии отца, и по линии матери?

Следует рассматривать ключевые семейные паттерны и архетипы, которые проявляются в обеих линиях вместо того, чтобы сосредотачиваться на каждом отдельном предке. Это позволит выявить общие динамики, влияющие на личность, а также выстроить более целостную картину своего места в родовой системе.

Можно ли понять, как ты сегодняшний влияешь на будущие поколения своего рода?

Понимание своего влияния может проявляться в осознанном подходе к собственным ценностям, установкам и ролевым моделям. Если мы работаем над своим эмоциональным состоянием и стремимся к гармонии, то и отношения с детьми выстраиваются аналогичным образом.  Создание новых позитивных паттернов поведения с уважением и пониманием (ни в коем случае не избеганием) к своему прошлом — ключ к формированию здорового окружения для будущих поколений.

Есть ли понятие реализации рода или успешная реализация рода? Это когда все здоровы и счастливы?

Реализация рода — не про отсутствие трудностей и сложных периодов, это про сильных, здоровых и счастливых потомков, которые могут преодолевать кризисы, не давая родовой системе угаснуть. Если каждый член семьи реализует свой потенциал, если его внутренние ценности и убеждения находят отражение в реальности и не вызывают диссонанса — это может говорить о том, что человек реализован, твёрдо стоит на ногах, а значит, имеет силы продолжить род и поддерживать связь с другими его членами.

Как наука может помочь нам справиться с психологическими травмами

фото: freepik.com

Каждый день человек проживает множество событий и не всегда приятных. Некоторые настолько болезненны, что оставляют после себя шрамы и зарубины – психологические травмы.

О стратегиях работы с травмой и её последствиями пишет практикующий психолог с 10-летним стажем Марина Сойта в своей книге «В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжёлым прошлым и обрести счастливую жизнь».

Руководство способно помочь тем, у кого диагностировано ПТСР и комплексное ПТСР, кто борется с негативными установками, подавленными чувствами, тревожностью, депрессией, кому в детстве было отказано в утешении. Здесь сочетается научный подход и личная история автора, взгляд профессионала и пациента. Мы выбрали пять причин прочитать книгу.

Травмирован может быть любой человек

Психологическая травма – это сложная и болезненная реакция человека на то или иное событие в его жизни. Диагноз ПТСР ставят не только тем, кто пережил войну или стихийное бедствие. «Травма универсальна – она может возникнуть как в детском возрасте, так и во взрослой жизни, а причины возникновения посттравматического стресса гораздо шире, нежели то, что мы привычно с ним ассоциируем», – пишет Марина Сойта. От травмы не уйти, не отмахнуться, она довольно прочно укореняется в организме и сознании, разрушая человека, приводя к проблемам на уровне психики и тела.

В 2018 году в МКБ-11 (международная классификация болезней) был представлен диагноз КПТСР – комплексное посттравматическое стрессовое расстройство, – расширяющий представления о влиянии комплексной травмы на жизнь человека. Для него характерен опыт хронического воздействия межличностных травматических стрессоров. Например, семейного или общественного, физического или сексуального насилия, жестокого обращения и т.д.

КПТСР часто не осознаётся человеком

У нашего мозга есть режим выживания и режим обучения. И человек с диагнозом КПТСР живёт в основном в первом, даже не осознавая этого. «Это жизнь в плену своих реакций. Это жизнь, в которой главенствует травматический стресс. У людей, переживших травму, уровни гормонов стресса нормализуются гораздо дольше, а при малейшем стрессе подскакивают быстро и непропорционально высоко. Эти люди застревают в режиме выживания, застревают в хронической самозащите, застревают в необходимости обороняться – даже тогда, когда их враг уже не имеет над ними власти». Мозг, находящийся в таком режиме, не может обеспечить своему владельцу нормальное функционирование, здоровье, рост, обучение. Но при этом сознание ведёт себя так, словно ничего травмирующего не произошло.

фото: freepik.com

Травма не проходит бесследно

Психологическая травма, особенно полученная в детстве, может не осознаваться человеком, но она, как неопытный преступник, оставляет следы. Это беспричинные вспышки ярости, гнева и беспомощности, нездоровые отношения, ненависть к себе, любые виды зависимости, расстройство пищевого поведения. «Травма оставляет следы. Эти следы могут быть незаметны невооруженному глазу. Они могут быть едва уловимы. Но у любого действия есть противодействие <…> и травма четко следует третьему закону Ньютона». Наши травмы не остаются в прошлом, они остаются в нашем теле и в разуме.

У КПТСР нет абсолютно одинаковых симптомов

Марина Сойта глубоко погружается в историю своего детства и отношения с мамой, которая применяла к ней физическое и моральное насилие. То, что она пережила, повлияло на её дальнейшую жизнь. Из-за психологической травмы автор страдала от алкогольной и наркотической зависимостей, неблагополучных отношений, трудоголизма. Но при этом «ни у одного из двух людей с КПТСР нет абсолютно одинаковых симптомов. Каждый симптом КПТСР может принимать множество форм и иметь очень разные степени интенсивности, продолжительности, способы и время проявления». Например, импульсивности, рискового поведения, самоповреждения, агрессивности или замкнутости, избегания и др. Травмированность человека может проявляться по-разному.

Научный подход может подарить исцеление

Метод осознания травмы и только лишь разговора о ней устарел. Человек не может исцелиться, просто вспомнив травмирующие события и проговорив их. «Сам факт пересказа истории не может изменить автоматические физические и гормональные реакции организма, который продолжает находиться в состоянии повышенной бдительности, будучи постоянно готовым пережить в любой момент нападение или насилие». На помощь приходит наука и современные знания о нейропластичности – гибкости нейронных контуров мозга, с помощью которой можно перепрограммировать мозг. «Теперь целью терапии может быть не создание условий, в которых клиент сможет поделиться своей историей, а создание нейробиологически регулирующей среды, вызывающей у клиента чувство безопасности».

Ни любви, ни тоски, ни жалости – что делать, если не испытываешь никаких чувств

фото: freepik.com

«У меня больше нет чувств» – это обычное переживание для людей, у которых развивается психоз или депрессия или которые выздоравливают после травматического опыта. Потеря способности чувствовать или проявлять свои эмоции может нервировать – как самого «нечувствующего», так и тех, с кем он контактирует.

Когда мы переживаем травму, шок от травмирующего события может заставить нас почувствовать оцепенение. При депрессии чувство онемения также сопровождается грустью или ощущением тяжести или медлительности в теле. Люди, страдающие психозом, часто чувствуют, что у них больше нет чувств, в то же время слыша или видя вещи, которых могло бы и не быть.

Подобные психические расстройства встречаются довольно часто. 70% людей в своей жизни столкнутся с травмой, 10% будут испытывать депрессию, а 3,5% – психоз.

Когда вы теряете способность чувствовать или выражать какие-либо эмоции, это называется плоским аффектом. Если вы чувствуете оцепенение только по отношению к положительным эмоциям, но все ещё способны испытывать отрицательные эмоции, это называется ангедонией. Ангедония является распространённым симптомом депрессии и проявляется при многих психических расстройствах. Плоский аффект встречается реже, но часто является симптомом психоза.

Если вы считаете, что, возможно, испытываете симптомы депрессии или ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство, что часто встречается у людей, переживших травму), то вам обязательно следует обратиться к специалисту.

Мы поговорили с психологом Мироновой Юлией Александровной о том, что же делать, когда чувств больше нет.

Как уже было сказано выше, отсутствие чувств может произойти на фоне сильного стресса, депрессии или психоза. Но есть ситуации другие: женщина родила, время идёт, а она понимает, что любви к ребёнку – да и того самого материнского инстинкта – у неё не прибавилось от слова вообще. Что это такое? Такая жизнь или это затянувшаяся послеродовая депрессия (правда, есть случаи, когда у матери любви к детям не прибавилось и после 30 лет материнства)?

Если мы говорим об отсутствии чувств как таковых (любых), то можно рассмотреть несколько вариантов. Это может быть тяжёлый депрессивный эпизод (послеродовая депрессия как в данном случае), общая эмоциональная притупленность или некоторая психопатическая склонность. Прежде чем разбирать отсутствие чувств, всегда стоит знать среду, из которой пациент вышел. Его социальное положение, финансовое, окружение и биографию. Так как часто «отсутствие чувств» подразумевается, как отсутствие тех чувств, которые бы хотелось испытывать, или же естественных для социума. Стоит знать испытывает ли женщина к ребёнку не только любовь, а, к примеру, раздражение или утомлённость. Хотела ли женщина детей в принципе?

фото: freepik.com

Вообще, человеку по природе свойственны какие чувства? Если их вдруг не стало, это прямое указание, что психика устала?

Тревогу нужно бить, если пропадают естественные реакции на окружающий мир. Если у человека нет чувства опасности, инстинкта самосохранения (мы сейчас не говорим о «лихих» людях, которые живут на адреналине и опасность для них воспринимается как приключение). Также стоит знать, испытывал ли человек ранее те чувства, от которых мог устать (возбуждение, радость, тоску), или же это было несвойственно для него изначально.

В том числе остаются ли у него желания и потребности. Не страдает ли мотивационная сфера. Сохранил ли он возможность плакать, кричать или впадать в ярость.

Если человек понимает, что его больше ничто не «трогает», ему следует сразу же обращаться к врачу (и к какому)?

В первую очередь перед тем, как обращаться за помощью психологической, желательно сделать полную диагностику физического состояния. Очень много проблем эмоционального или чувственного характера могут быть связаны со сбитой работой организма. Если же проблем не наблюдается, то стоит обратиться к психотерапевту или психиатру с дальнейшим у него наблюдением.

А что делать и как себя вести, если ты живёшь с таким «чёрствым» человеком? Ведь слёзы, беседы, попытки разобраться «что не так» теперь могут не сработать вообще – оппоненту всё равно

Если человек ведёт себя неприемлемо и наносит вам вред, то ответ будет обычным. Просто не жить с этим человеком. Если же дело касается детей, родителей или же людей, от которых сбежать попросту невозможно, то опять же – обращение к специалисту может сильно помочь.

Если человек не вредит, не желает вам зла, а просто не понимает, что вам от него нужно, рационализаторство и интеллектуализация будут максимально понятны для него. Не пытайтесь достучаться до него с позиции эмоций и тем более слёз, которые и у обычного человека могут вызвать отторжение или резкое очерствение. Объясните спокойно и выдержано, что вы хотите сделать или поменять с точки зрения логики и здравомыслия.

фото: freepik.com

Есть ли случаи, когда у человека на физическом уровне что-то изменено в организме, что он действительно может с детства не чувствовать любовь, сострадание, эмпатию и т. д.?

Травмы головного мозга, нарушения в работе лимбической системы могут приводить к определённым проблемам в сфере эмоций и чувств, поэтому опять же – перед диагностикой психологической всегда стоит провериться физически. Клиническая депрессия, генетическая депрессия – также являются причинами изменения психического состояния. Приобретённая психопатия (к примеру, в результате физической травмы) могут приводить к нарушению эмоциональной сферы. Порой даже неправильная работа кишечника может служить причиной депрессии.

Потеря эмоций при психозе – опросник.

Некоторые симптомы психоза называются «положительными симптомами». Другие называются «негативными симптомами». Это не значит, что положительные симптомы – это хорошо, а отрицательные – плохо. Положительные симптомы – это начинающие происходить вещи, которые не являются «нормальными». Например, видеть или слышать то, чего на самом деле нет. Негативные симптомы – это то, что обычно случается, но перестаёт происходить, когда вы испытываете психоз. Плоский аффект, при котором вы перестаёте испытывать эмоции, является негативным симптомом.

Ниже приведены некоторые вопросы, которые специалисты задают пациентам об их негативных симптомах психоза:

  • Кто-нибудь указывал вам на то, что вы стали менее эмоциональны или привязаны к людям, чем раньше?
  • Ощущаются ли ваши эмоции в целом менее сильными, чем раньше? Вы когда-нибудь чувствовали оцепенение?
  • Вам становится всё труднее различать различные эмоции/чувства?
  • Вы чувствуете себя эмоционально опустошённым?
  • Вы когда-нибудь чувствовали потерю самоощущения или оторванность от себя или своей жизни – как зритель в вашей собственной жизни?
  • У вас возникают проблемы с получением мотивации что-то делать?
  • Вам всё труднее выполнять обычные повседневные дела? Иногда? Всегда? Помогает ли подталкивание? Иногда? Никогда?
  • Считаете ли вы, что людям приходится подталкивать вас к тому, чтобы что-то сделать? Вы перестали делать что-нибудь из того, что делаете обычно?
  • Вам иногда бывает трудно понять, что люди пытаются вам сказать, потому что вы не понимаете, что они имеют в виду?
  • Люди всё чаще и чаще используют слова, которые вы не понимаете?

Если вы ответили «да» на некоторые из этих симптомов, стоит обязательно обратиться за помощью к специалисту.

Негативные симптомы психоза поддаются лечению – и чем раньше вы обратитесь за помощью, тем лучше. При раннем лечении психоза вы можете предотвратить свой первый срыв. Во время психотического срыва вы не в состоянии определить, что реально, а что нет, или вам может казаться, что вы больше не контролируете свои переживания. На этом этапе у человека также может быть диагностирована шизофрения. Если вы обратитесь за помощью до первого срыва, вам будет легче справляться со своими симптомами в дальнейшем.

Детские психологические травмы: что это, и как с этим бороться

фото: freepik.com

Травмирующее событие — это пугающее, опасное или насильственное событие, которое представляет угрозу жизни или физической неприкосновенности ребёнка. Быть свидетелем такого события — особенно когда оно угрожает жизни или физической безопасности близкого человека — тоже может быть травмирующим эпизодом в жизни ребёнка.

Травматические переживания могут вызвать сильные эмоции и физические реакции, которые могут ещё долго отзываться в жизни ребёнка уже после произошедшего. Дети могут испытывать ужас, беспомощность или страх, а также физиологические реакции, такие как учащённое сердцебиение, рвота или непроизвольное мочеиспускание (как и потеря контроля над кишечником).

Несмотря на то, что взрослые прилагают все усилия, чтобы обезопасить детей, опасные события всё равно происходят. Эта опасность может исходить как вне семьи (например, стихийное бедствие, автомобильная авария, стрельба в школе или насилие в обществе), так и внутри семьи: например, насилие (физическое или сексуальное) или неожиданная смерть близкого человека.

Мы поговорили с психоаналитиком, автором книг «Вся фигня от мозга», «Путеводитель по психопатам» и «Нарциссизм. Пси-операция» Василием Чибисовым и психологом Мироновой Юлией Александровной о том, у всех ли у нас есть такие детские травмы, что нам с ними делать и как самим не стать «зачинщиками» таких травм у своих детей.

Что такое детская травма (психологическая): есть ли категории, группы, какое-то общее определение?

Юлия: Определённых критериев для типизации детских травм не существует. Но мы можем вывести определение, что детская травма — это нарушение психики, вызванное сильным стрессом или пережитым насилием. Детей, как и взрослых, травмируют непреодолимые обстоятельства. Смерть, изнасилование, избиение более сильным человеком, физическая зависимость от плохих людей или неблагополучных родителей и т. д.  

Когда нарушены безопасность или табу, а мы не можем этому противостоять — возникает травма, которая определяет надолго наше дальнейшее поведение и решения.

фото: freepik.com

Правильно ли сказать, что все мы имеем детские травмы в большей или меньшей степени?

Василий: Это далеко не так. Ещё дедушка Фройд и Карл Абрахам писали, что для формирования травмы нужна известная предрасположенность. Одного ребёнка может травмировать даже самая банальная ситуация (просто, условно говоря, так «сложилось»). Другой даже выйдет сухим из самых тёмных вод. Более того — психика так устроена, что в большинстве случаев травмы не часто оказывают фатальное влияние на все сферы жизни. Травма как бы обволакивается защитным слоем, уходит в бессознательное и может там покоиться всю жизнь. Но стресс или ретравматизация (повтор травмирующего эпизода) повышают риск «воскрешения» травмы со всеми вытекающими последствиями.

От чего зависит наше поведение, исходя из детских травм, уже во взрослом возрасте? Вот говорят, что у человека «есть стержень», «стойкий характер» — и ему тогда может быть попросту наплевать на эти травмы? Ну, обидели его пару раз в детстве, и он сам как-то это пережил без, что называется, потерь? Или эти самые детские травмы его таким и сделали?

Юлия: Мы не знаем как у «человека со стрежнем» реализуются эти травмы. Мы можем вспомнить гениального Чайковского, который при всей гениальности ел бумагу и всю жизнь плакал по ночам.

Также, если раньше за отказ ребёнка, например, есть кашу, родитель мог надеть ему, условно, кастрюлю на голову за непослушание, то сейчас популярная психология «задалбывает» людей бережным отношением к любому чиху ребёнка и культивирует в нём травмированность. Виктимное (состояние жертвы) состояние становится постоянным спутником ребёнка с его ранних лет, а в дальнейшем лень, инфантильность и иждивенчество удобно объясняются очередной недолюбленностью. Человек со стержнем — это прежде всего тот, кто не превозносит свою травму и не лелеет в себе жертву, как бы ни был сложен его путь.

фото: freepik.com

На что стоит обращать внимание родителям в контексте своего общения и поведения с детьми? Как не нанести эти самые детские травмы? И как не перейти ту грань, когда начнёшь бояться что-либо сказать ребёнку, чтобы не нанести эти психологические травмы (и тут явно начнёт расти вздорный, избалованный и часто по-хамски общающийся ребёнок)?

Василий: Если поставить цель «не травмировать» и фанатично её достигать, может получиться очередная новомодная методика по воспитанию восторженных и не приспособленных к жизни идиотов. Как пел Высоцкий, «досадно попугаем быть, гадюкой с длинным веком, не лучше ли при жизни быть приличным человеком?». Неужели нельзя просто вести себя прилично с ребёнком и при ребёнке (и даже в его отсутствие)? Воспитание детей начинается с воспитания себя. Тревожная мать или истеричный отец могут обложиться книгами по воспитанию, но в нездоровой семейной среде ребёнку будет тяжело просто из-за атмосферы. Шандор Ференци (друг, коллега и ученик доктора Фройда) советовал родителям проходить психоанализ. Не ради каких-то чудес, а просто чтобы родитель вспомнил то, что он сам творил в детстве. Тогда и реакция на поступки ребёнка будет гораздо более адекватным.

Как уже взрослому человеку понять, что он что-то делает или как-то рассуждает, что говорит о том, что у него есть детская травма?

Юлия: Вопрос сложный, потому что конкретно детскую травму можно выявить только у специалиста. У человека могло что-то произойти уже в зрелом возрасте, что разделило жизнь на «до» и «после», в подростковом периоде или в молодости. Поэтому поведений, характерных именно для детской травмы, не существует. Критерии диагностики собственной травмированности могут быть следующие: панические страхи, порой беспричинные или «накрученные», сновидения с одним и тем же аффектом при пробуждении, нет ощущения «правильности» и естественности происходящего в жизни, всё кажется ложным и чужим.

фото: freepik.com

При каких психологических детских травмах стоит обращаться к специалисту, а в каких — «само пройдёт»?

Василий: Если речь идёт о ребёнке, то никогда не будет лишним посетить детского психиатра. Даже если никаких травм нет. Не нужно бояться слова «психиатр». Вы же водите ребёнка на осмотр к обычным врачам, чтобы не пропустить какую-нибудь коварную болячку. Вот и в визите к детскому психиатру и невропатологу нет ничего необычного. Только ради всего святого — не доверяйте ребёнка психоаналитикам, особенно «детским психоаналитикам». Мы не работаем с детьми, у нас принципиально другая методология.

Если речь идёт о взрослом, который когда-то перенёс травму, то здесь всё индивидуально. Как таковой классификации детских травм нет. Вопрос в проявлениях. При припадках, головных болях, помрачнениях сознания и прочих тяжёлых симптомах вы сначала идёте к психиатру или врачу-психотерапевту (не просто к «психотерапевту», а к врачу, то есть человеку с лицензией и медицинским образованием). Если, как говорится, жить можно, но неприятно — выбирайте в зависимости от ваших целей. Посмотреть на травмирующие события под другим углом и изменить восприятие опыта — к гештальтисту. Оценить влияние травмы на принятие решений и восприятие информации — к когнитивщику. Увидеть в травме некий великий смысл и оправдать негативный опыт — к экзистенциальному психотерапевту.

Психоаналитик, теоретически, может работать с классическим ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство), используя методику Ференци (хотя она несколько устарела). Если травма всё еще «не отпускает», то какое-либо погружение в бессознательное не является оправданным. Однако клиент может «протестировать» аналитика, придя с травмой в качестве первичного запроса и с прицелом продолжить анализ уже после проработки непосредственно травмы. Тогда будет иметь место плавный переход от короткофокусной (краткосрочной) психотерапии к психоанализу как таковому.

В моей практике наиболее типичен промежуточный вариант. У клиента, помимо некоего травматического опыта, имеется ряд более актуальных проблем. Травматический опыт озвучивается на первом-втором сеансе, но не конфротируется (психоаналитик не задаёт прямых вопросов, не поднимает тему травмы по своей инициативе). Идёт работа над актуальными запросами (проблемами настоящего). Постепенно формируется терапевтический альянс, клиент убеждается, что он в безопасности и что специалист его безоговорочно принимает. Соответственно, облегчается доступ и к травмирующему опыту. А, значит, становится возможным без боли прорабатывать и саму травму, и её контекст.

Если такие детские травмы не пролечивать со специалистом, к чему это может привести?

Юлия: К скованной или несчастной жизни. С возрастом гибкость психики постепенно исчезает, и все травмы навсегда «бронзовеют» в ней – вместе со страхами, неудовольствием от жизни и в попытках реализовать эту травму дальше – например, уже на своих детях. Этого хочется, чтобы хоть как-то опредметить то, что мешало жить всё это время. И уже такая травма будет передаваться по наследству.